Победить дедовщину можно только искоренив советские обычаи и традиции

15.10.2017 Владимир Мацкевич, философ и методолог

Фото Сергея Гудилина

Можно ли было жить в СССР и не знать о дедовщине? Она была везде: от детского сада до... ну, куда там можно заглянуть — до Политбюро ЦК КПСС.

Не вникая в общественные дискуссии по самым разным темам, я бы думал, что не знать о дедовщине советский человек не может.

Сейчас я стал опытнее и рассудительнее, теперь я знаю, что многие люди могут многого не знать — даже такого, что кажется известным всем.

В этом ловушка всем известного.

О том, что кажется всем известным или должно быть известно всем, люди очень мало и редко говорят. Особенно, если это неприятное знание.

Оказывается, многие не знали о ГУЛАГе и репрессиях. И это при том, что нет семьи, незатронутой репрессиями, нет семьи, где хоть кто-то не сидел из близких или дальних родственников. Но детям об этом не говорили — они могли рассчитывать только на собственную любознательность.

Это как секс, которого в СССР не было.

Того, о чем неприлично говорить детям, для неповзрослевших детей как бы не существует.

Тот, кто не хочет знать, — не знает.

Незнание того, что всем известно, — это верный признак инфантилизма сознания.

Пусть не 100%, но абсолютное большинство советских мужчин прошли через армию, хотя бы через 3-месячные сборы после вуза. Большинство — все же через срочную службу. Все слышали о дедовщине, о "салагах" и "дедах" или испытали это на собственной шкуре.

Кто-то, вернувшись на "гражданку", пытался руководствоваться приобретенным опытом и вел себя как "дембель". Естественно, со слабыми. Кто-то был травмирован опытом "салаги" и всю жизнь пугался начальства.

Бушующие и беснующиеся "дембеля" в день десантных и пограничных войск — ностальгия по тому краткому времени, когда лузеры-неудачники по жизни были всевластными "дедами".

Из советской армии почти половина отставников выходила "дембельнутыми", т.е. травмированными и закомплексованными.

Но люди везде люди, даже в нечеловеческих условиях. Настоящие мужчины сохраняли человеческое достоинство и пройдя армейскую "школу жизни". Иногда, изредка, даже закаляли характер в этих условиях.

Я знал и видел людей, которые в первые же месяцы службы смогли себя поставить так, что "деды" оставляли их в покое. Чаще всего, это было индивидуальное самостояние.

Приходилось слышать о проявлениях коллективной солидарности, но сам я ни разу не видел, чтобы молодые солдаты объединялись для защиты общих интересов. Потом я пытался смоделировать такую солидарность и понял, что это пресекли бы офицеры — это опасно для армейских порядков.

Иногда молодых брали под защиту землячества. Это было характерно для кавказских землячеств, реже — для среднеазиатских. Совсем редко — для прибалтов, и почти никогда — для славян. Внутри таких землячеств устанавливалась своя дедовщина, защищали своих только от чужих.

Труднее было сохранить человеческое достоинство, честь и благородство при переходе в категорию "дедов" или "дембелей". Видел, как ломались люди, выстоявшие, будучи "салагами", когда получали "права старослужащих" и вседозволенность, поощряемую офицерами.

Я служил в армии в 1974-1976 годах. Сначала — в учебке в Минске, потом — в Закарпатье.

При моем характере, мне было трудно смириться даже с уставным порядком, не говоря уж о беспредельщине сержантов, которые в учебках присутствовали в двух ипостасях: командиров — по уставу и "дедов" — по неписаному обычаю. Мне удалось противиться дедовщине ценой драк, пережив несколько избиений. В части было проще, я был специалистом, у меня была мастерская, где я был сам себе начальником. Поэтому дедовщину я наблюдал больше со стороны, чем испытывал на себе.

Но я еще и любознателен, пытался разобраться, когда это началось.

Опросы-расспросы (этакий метод устной истории) позволяют проследить дедовщину вплоть до 1945 года, до окончания войны. Именно со времени окончания войны известна история дедовщины в том виде, в котором мы ее знаем.

Первыми "дедами" были те, кто воевал, "понюхал пороху", а "салагами" — послевоенный призыв, молодежь, "пороху не нюхавшая". Ветераны войны ждали дембеля, им все было по-барабану, особенно молодые офицеры, которых они ни в грош не ставили.

Но ветераны войны пользовались уважением, их привилегии считались заслуженными, их слушались почти добровольно. К их услугам прибегали офицеры для поддержания дисциплины и наведения порядка. Это было очень удобно офицерам и вошло в привычку, стало обычаем и нормой.

Ветераны постепенно ушли на дембель.

А привычка, обычай и норма остались.

Свято место пусто не бывает, и бывшие "салаги" заняли место "дедов".

Но у них не было заслуг, прав и привилегий ветеранов, они не пользовались уважением новых "салаг".

Все приходилось устанавливать самим с помощью насилия при полном попустительстве офицерского состава.

Офицеров такой порядок полностью устраивал. Потом был придуман миф про уголовное происхождение такого порядка и всей дедовщины. Это похожие явления, не более того.

Потом, на психфаке ЛГУ я познакомился с этологией людей и приматов, прочел "Повелителя мух" Голдинга — психологическая и бихевиоральная природа дедовщины стала понятнее. Но психология не заменяет истории.

Я ничего не выяснил про существование дедовщины во время войны. Ничего не известно про довоенную Красную армию в отношении дедовщины.

Во время войны дедовщина была бы смертельно опасной для всех, поэтому готов допустить, что ее и не было.

Самоубийства, как и убийства и издевательства — прямое следствие дедовщины и подобных ей групповых и общественных отношений.

Приходится удивляться не им как таковым, а их относительной редкости.

Видимо, в беларусской армии дела обстоят все же чуть лучше, чем в советской.

Но победить дедовщину можно только искоренив советские обычаи и традиции в офицерской среде.

Нужна десоветизация армии.

Текст впервые был опубликован в блоге Владимира Мацкевича в Фейсбуке:

Смотрите также:

Уводзіны ў філасофію Уладзіміра Мацкевіча. Серыя размоў (Аўдыё)

21.05.2020 Лятучы ўніверсітэт

Размова дванаццатая — пра з’яўленне каштоўнасцей і Бога ў ідэальным плане і радыкальны паварот у развіцці інстытута філасофіі.

Право на наследие по стандартам Конвенции Фаро: возможно ли в Беларуси?

31.03.2020

27-28 марта Беларусский комитет ICOMOS и МНГО "ЕвроБеларусь" провели экспертный онлайн-семинар о расширении возможностей участия сообществ в управлении историко-культурным наследием.