Владимир Мацкевич: Гражданское общество. Часть 8

30.12.2019 Владимир Мацкевич, философ и методолог

Беларусские политики не знают беларусского общества, не знают своей страны. И не хотят знать.

В 1994 году я мог смотреть на Беларусь наивным удивленным взглядом. Мне это было легко, я 20 лет не жил в стране, вернулся и стал всматриваться, пытался понять. То, что я наблюдал, было мало похоже на то, что показывали по телевизору, описывали в газетах и рассказывали те, с кем мне приходилось обо все этом разговаривать.

Несколько месяцев я сомневался, думал, что постоянные жители, коренные минчане, профессора и активные политики, конечно же, лучше знают. Я просто чего-то "не догоняю".

Еще до переезда в Минск, в декабре 1993 года я встретился с Зеноном Позняком. Ну, как встретился, меня привели в его кабинет, маленькую комнату на ул. Варвашени, 8, там присутствовали еще Юрий Ходыко и Владимир Колас. Я почти час рассказывал свои предложения по реформе образования, Колас и Ходыко слушали. Слушал ли Позняк, я не знаю, поскольку на протяжении всего часа он что-то писал. Лидер нации может обладать способностями Цезаря, писать и слушать одновременно. Возможно, Позняк имеет такую способность и все слышал. Но когда я закончил, он поднялся и сказал, что у БНФ есть свои наработки по образовании и они не нуждаются в рассуждениях "москаля", каковым я тогда, наверное, выглядел. Что ж, есть, так есть, мне, "москалю" их рассказывать не обязательно. Правда, я заходил еще и в кабинет Олега Трусова в Красном доме, он был депутатом и заместителем Нила Гилевича в комиссии Верховного Совета по образованию. Трусов мне тоже ничего не рассказал, кроме того, что показал закон об образовании без комментариев о том, а как этот закон позволит реформировать и сделать современным беларусское образование.

Но добил меня Станислав Шушкевич во время предвыборной кампании. Пытаясь помочь ему на выборах первого президента, я уговорил политтехнологов "Никколо М" приехать в Беларусь, провести предварительные исследования и поработать с кандидатом. В Беларуси тогда (впрочем, и сейчас) не было ни одной профессиональной команды такого уровня. Весь апрель 1994 года мобильная группа социологов проводила десятки фокус-групп в разных регионах страны, в начале мая был готов отчет, который представили Шушкевичу. Он посмотрел, увидел, что люди ждут от кандидата совсем не тех слов, идей, лозунгов и предложений, которые произносит он. Вместо того, чтобы понять и учесть результаты исследований, Шушкевич откинул эту "теорию" и заявил, что он лучше знает свой народ. Контракт с лучшей политтехнологической командой 1990-х годов был разорван и дальше вся кампания Шушкевича протекала уныло и невыразительно. Некоторое оживление вносили в нее только провокации КГБ.

Потом мне приходилось общаться еще с несколькими кандидатами в президенты и претендентами на лидерство в национальном масштабе (Карпенко, Гончар, Санников, Милинкевич, Статкевич, Климов и др.). Установки у них примерно такие же. Они все были уверены, что их органолептические наблюдения точнее и правильнее любых исследований и теорий.

Но такое пренебрежение к теории у политических лидеров — это просто поза. Их взгляды и установки все равно основаны на теориях, которые они усвоили через образование. Эти теоретические представления проявляются в риторике, в вопросах, которые их волнуют, в действиях, которые они совершают.

Теоретический фундамент, на котором строятся все представления беларусских политиков, сводятся к трем подходам:

1. Материалистический подход.

Первый и самый распространенный подход — это классовая теория марксизма в ее профанированной интерпретации. Классы рассматриваются как наличная реальность. Адепты этого подходя действительно верят, что классы существуют в реальности, что пролетариат — это основной класс, который нужно привлечь на свою сторону. Они видят стратегию и тактику политической борьбы очень примитивно: нужно вывести рабочих на демонстрацию и все проблемы будут решены. Все надежды эти политики связывают с принципом "абсолютного обнищания эксплуатируемых классов", не вникая и не критикуя этот принцип, не привязывая его к конкретной ситуации. В профанированном виде это формулируется в басне про "конкуренцию холодильника и телевизора". Вот, когда холодильник победит телевизор, тогда мы будем востребованы и придем к власти.

Все внимание этих политиков уделяется только таким темам, как зарплаты, цены, инфляция, безработица, особняки и майбахи, и еще коррупция. Все остальное для них бессмысленная "философия и теория". Никакого идеализма, только прагматика.

2. Этнокультурный подход.

Самый популярный подход в конце перестройки и первого года независимости. Здесь, наоборот, сплошной идеализм и романтизм и практически никакой прагматики.

Внимание уделяется вопросам мовы, символики, истории, традициям, немного религии и сакральности.

В период высшего подъема в рамках этого подхода политики и интеллектуалы действовали заодно. Потом этот подход теряет популярность. Национально-ориентированные интеллектуалы отходят от политической активности, сосредотачиваются на органичной ежедневной работе и творчестве, а политики, лишенные интеллектуальной поддержки, скатываются к голым лозунгам, повторяемым без изменений год за годом.

3. Вульгарно-либералистический подход.

Политики этого подхода читают Хайека и современных либертарианцев, они сторонники капитализма. Но, как метко подметил один американский философ еще в начале 1990-х, представления о капитализме эти люди черпают из марксизма и коммунизма по принципу отрицания. Их представления сформированы советской карикатурой на капитализм, поскольку коммунизм — это зло, то карикатурный капитализм они начинают считать благом.

Все, что эти политики признают существенным и важным, это деньги, прибыль, внешние признаки богатства.

Вся эта идеологическая каша и вульгарное понимание могут оставаться личным делом каждого из политиков. Но беда в том, что все это определяет коллективное бессознательное и предопределяет коллективные действия. И не просто отдельные действия, но тактику и "программу".

И материалисты, и этнокультурники очень похожи. И те, и другие рассчитывают только на один вариант — 100.000 на Площади. Других вариантов они не видят.

Первые ждут полного обнищания угнетенных классов, которое выведет людей на улицу. Вторые ждут прозрения у населения, которое тоже выведет их на улицу. Что делать с людьми на улицах они не продумывают, и так "все ясно" — вести людей к телестудии или к Администрации президента, прорывать кордоны ОМОНа и захватывать власть. Что потом?

Они думают, что знают, что потом, после того, как возмущенный народ сметет действующую власть.

Во-первых (и в-последних), это свободные выборы. Почему-то они все уверены, что на свободных выборах победят именно они, т.е. те, кто будет идти впереди колонн восставшего народа.

Такого никогда не бывает. История всех революций и бунтов убедительно показывает, что в случае успешного восстания власть получают вовсе не те, кто возглавлял это восстание, а кто-то другой. Причем на то, кто в результате придет к власти, восставшие и их лидеры практически не могут повлиять. Более того, сразу после успеха и смены власти разгорается конфликт между теми, кто пришел к власти, и теми, кто возглавлял восстание и все прошляпил.

В 1990-е годы во главе колонн на демонстрациях можно было видеть разных персонажей. Это депутаты фракции БНФ Верховного Совета 12-го созыва, депутатов фракции "Гражданское действие" Верховного Совета 13-го созыва. Потом кто-то из этих лидеров был убит, вытеснен в эмиграцию, устал или состарился. И во главе колонн стали ходить Статкевич, Сивчик, Северинец. Их фотографии можно видеть в СМИ и интернете, их сажают, штрафуют, общественность высказывает им свою солидарность. Они герои, политзаключенные, жертвы режима. Двое из них имеют президентские амбиции.

А кто знает, что будут делать Северинец или Статкевич, когда станут президентами? Кто видел их теоретические работы с обоснованием тех или иных реформ? Или реалистический анализ факторов и ресурсов будущих реформ, трудностей и препятствий в их проведении?

Зачем этим людям власть?

Да затем же, что и всем, кто сегодня у власти — властвовать и править, командовать, причинять добро.

Немного другое представление о политической борьбе и политике в целом у сторонников вульгарно-либералистического подхода.

Эти политики верят только в деньги. Деньги решают все, избирателей можно купить. За деньги можно вывести 100.000 на улицу. За хороший гонорар можно нанять любого специалиста и выслушать от него хороший совет, а если он еще и покладистый, то можно назначить его министром. Главное — получить власть, власть приносит много денег, а за деньги можно купить все.

Так думали "гоблины", работавшие на Лукашенко в 1994 году. И собирались управлять им как марионеткой, распоряжаясь государственными деньгами. Так думали создатели кампании "Говори правду". Так многие думают. И те, кто так думают, считают себя умнее, лучше романтиков с этнокультурным подходом, свысока смотрят на материалистов, заботящихся о "бедных и обездоленных". Эти люди где-то когда-то слышали, что не все продается и покупается. Они даже отчасти согласны с этим, но точно знают, что к политике это не относится.

Так думают не только наши политики, таких много во всех постсоветских, и не только, странах. Там, где им удается прийти к власти, начинается безудержная коррупция. В Украине и России, странах с огромными ресурсами, которые можно бесконечно разворовывать, выращены олигархические кланы, которые покупают таких политиков и которые сами и делают политику. В маленьких и бедных странах так много наворовать нельзя, поэтому наворованных денег не хватает для удержания власти, и одна волна коррумпированных политиков сменяется другой.

Все такие политики абсолютно уверены, что они "знают жизнь", что только они трезво смотрят на реальность. Никому из них не нужны исследования, наука, теория. Кто бы из них не находился у власти, кто бы не распределял государственный бюджет, все они сокращают расходы на науку и образование. А это ведет к дальнейшей деградации общества.

С каждым периодом политического цикла уровень политической риторики снижается, политика становится все примитивнее и примитивнее. В этом причина распространения популизма. Смысловые и идеологические рамки и границы между политическими партиями размываются, консерваторы уже почти неотличимы от левых, социал-демократы от христианских демократов. Остатки идеологической риторики все еще сохраняются, но уже никто не придает им серьезного значения.

Так происходит во всем мире. Отличие Беларуси только в том, что у нас уже 25 лет не меняется режим.

Установившийся 25 лет назад в Беларуси режим самый популистский из возможных. У него нет никакой идеологии вообще, о теории можно не заикаться. Но в риторике обращений к народу режим использует весь набор расхожих идей и лозунгов, эклектически слепленный из обрывков всех трех подходов.

Режим грабит бизнес, разговаривая на языке классовой ненависти люмпенов.

Повышает цены и урезает зарплаты, сопровождая это квазирыночной риторикой.

В противостоянии России оперирует эктнокультурными патриотическими лозунгами, а имперские лозунги использует в периоды нормализации отношений с Кремлем.

Единственное, во что верят представители утвердившегося в стране режима, это деньги. С первых шагов первый президент Беларуси переключил на себя все денежные потоки и финансовые ресурсы. Он "приватизировал" государственный бюджет, превратив парламент в придаток бухгалтерии своей администрации, которая ритуально утверждает рассчитанный в администрации годовой бюджет.

Монополизация права распределять госбюджет — основа современной власти. Режим продает и покупает все, что считает своим или хочет сделать своим. Накопление капитала нужно режиму для покупки лояльности электората и бизнеса, армии и академиков. Все продается и покупается.

Там, где не удается купить или продать, режим прибегает к насилию.

Ну а там, где не срабатывает подкуп и насилие, пускается в ход демагогия.

Но демагогия видна всем, и она присутствует в СМИ каждый день. К насилию прибегают время от времени и очень выборочно, скорее для демонстрации силы. А вот подкуп и коррупция делаются скрытно в тишине, хотя покровы тайны очень прозрачны и ничего не могут скрыть от тех, кто хочет видеть.

Длительная, четверть вековая стабильность в стране говорит о том, что коррупция в сочетании с насилием и демагогией оказываются очень эффективной политикой.

Практически все группы и страты населения страны удовлетворены своим положением и своей изоляцией от других. Даже оппозиционные партии и лидеры.

В этой стабильности только гражданское общество оказывается страдающей стороной. Оно оказывается никому не нужным в стране. Ни режиму, ни оппозиции, ни бизнесу, ни религиозным конфессиям. Почему?

Я писал в первых фрагментах этого текста о том, что гражданское общество немыслимо без критического мышления.

Критическое мышление — это и есть основа гражданского общества. Гражданское общество, как любое общество, состоит из людей. Но от любого другого общества оно отличается именно культивированием критического мышления. Каждый человек осознает себя частью и элементом гражданского общества тогда и только тогда, когда включается в критическое мышление.

То есть, сначала человек осознает себя свободным:

от государства и его идеологии (идолы Площади);
от религии и ее догматов (идолы Театра);
от бизнес-корпорации и ее корпоративных интересов (идолы Рынка);
от традиции и ее ценностей и ритуалов (идолы Рода).

Это если соотносить освобождение со слегка осовременнеными идолами Фрэнсиса Бэкона.

Осознав себя свободным, человек может критически отнестись к идеологии государства, к догматам религии, к эгоистическим и корпоративным интересам корпораций, к традиционным ценностям и ритуалам.

Когда внутри государственной структуры одна партия критикует другую партию, это еще не критическое мышление. Критическое мышление — это тогда, когда критикуется своя собственная партия. Критика конкурентов по бизнесу, критика еретиков в религии, критика традиций и ритуалов других культур — все это не мышление, не критическое мышление.

Мышление начинается с критики оснований собственных действий, собственной позиции.

А отстаивание любой ценой собственной позиции или социальной структуры, с которой идентифицируется человек, это только тогда имеет отношение к мышлению, когда это делается в коммуникации с другими свободными людьми, критически относящимся к собственным позициям.

Без прояснения и восстанавливания оснований собственной позиции невозможно участвовать в разумной коммуникации с другими свободными людьми. Такая коммуникация превращается в базар со взаимными обвинениями, обидами, чувствами, в которой ничто разумное не имеет шансов быть услышанным и принятым.

В Беларуси это наблюдается повсеместно. Все спорят со всеми, все обвиняют всех, все защищают собственную точку зрения, не допуская никаких сомнений в ее правильности и справедливости. Так ведут себя не свободные люди, а люди, зависимые от своей социальной группы, от места в структуре. Те, кто не придает ценности самим себе, но свою ценность понимают только через место, которое они занимают.

Когда-то мне приходилось разговаривать с некоторыми служителями режима, служителями церкви, наемными менеджерами крупных компаний.

Многие из них люди достаточно образованные, начитанные, умные. Но они все, доходя до некоторой границы или уровня в разговоре, говорят примерно одно и то же: "Вы же, понимаете, я на своем месте не могу думать, говорить и поступать иначе!"

Они прикованы к своему месту цепями, лишающими их способности мыслить. Они говорят не то, что думают, а то, что продиктовано требованиями их места.

Так говорили все министры образования, с которыми приходилось иметь дело. Так говорил Григорий Кисель, руководитель ОНТ, так говорил Павел Якубович. Так говорил Николай Лозовик после двух-трех рюмок коньяку в купе поезда из Киева, куда он ездил наблюдать за украинскими выборами. Он видел и знал, как проводятся нормальные выборы. Но он помощник у Ермошиной и — "вы же понимаете".

Те, с кем мне довелось иметь личную открытую беседу хотя бы несколько раз, все понимали. Василий Стражев понимал про образование, Юрий Сиваков после отставки все понимал про милицию и спорт, Григорий Кисель — про телевиденье, а Павел Якубович вообще про все понимал.

Но их понимание не имело никакого отношения к тому, что они делали, и никакого отношения к мышлению. Они были несвободны, и, самое страшное, они были довольны своей несвободой. Их понимание не имело для них самих никакого значения, за них действовало и мыслило место, которое они занимали.

В строгом смысле, они даже не люди, они наполнение своих мест. В бизнесе и в партиях, даже в НГО все то же самое.

Гражданское общество не разделено на места, диктующие людям поведение, это открытое пространство.

Если вы приходите на собрание людей и слышите в представлениях "Я здесь представляю такое-то учреждение или организацию", то можете сразу не рассчитывать на то, что на таком собрании будет критическое мышление. Базар может быть, если заденут интересы того лили иного учреждения или организации, но мыслить на таком собрании невозможно.

Мыслить можно только в собрании свободных людей, не представляющих никого и ничего, кроме самих себя.

Это страшно трудно. Даже в собрании, где люди не представляют организации и учреждения, а только идентифицируют себя с профессиональным статусом, говоря о себе "я экономист", "я историк", "я трам-тарарам-вед", "я эксперт в такой-то области", мыслить тоже невозможно. Каждый профессионал будет долдонить догматы своей науки или дисциплины, заранее зная, что другие в этом ничего не понимают и не должны. Но хуже всего, никто из таких узких нераспредмеченных профессионалов не сможет увидеть общую проблему в целом. Поэтому не сможет ее помыслить.

За каждым социальным местом и должностью стоит явная или неявная теоретическая действительность. Все профессиональные знания теоретически оформлены. А реальные проблемы всегда конкретны и даны нам в уникальной ситуации.

Так как же можно мыслить вне навязанных нам теоретических установок?

Только одними способом: критически относиться к своим знаниям, к своим теоретическим установкам и рассматривать любую проблему как новую, никогда прежде не встречавшуюся в твоей жизни и деятельности.

На такое способны только свободные люди. Не посланные кем-то куда-то представлять какую-то организацию или чьи-то интересы. Свободные отказаться не только от корпоративных и эгоистических интересов, но обнулить все свои знания, стать совершенно наивным перед новой проблемой.

И на такое совершенно неспособны люди, которые все знают, и все их знания несомненны, которые обязаны говорить и даже думать только то, к чему их обязывает место, которое они занимают.

В гражданском обществе все равны. Равны в нескольких смыслах:

Равны в силу того, что над ними не довлеют ни социальные статусы, ни происхождение, ни опыт, ни возраст и т.д. Для этого нужно "снять мундиры и погоны", разотождествиться с регалиями и статусами. Это трудно, но современные люди уже привыкли к таким требованиям.
Равны в силу того, что перед общими проблемами, перед общим делом нации, города, сообщества никакие предметные знания и профессиональные умения не имеют преимущества. Озеленение города — это не проблема ботаников или экологов. Но каждого жителя. Это трудно — оставить предметные знания за дверью помещения для общественного собрания до того момента, пока они не будут востребованы в деятельности после принятия общего решения. Это еще труднее, чем "снять мундир и погоны".
Равны в своей наивности и удивлении перед впервые вставшей проблеме. Это уж совсем трудно. Забыть, хотя бы на короткое время, непосильным трудом накопленный опыт и годами осваиваемые знания, наивно открыться удивительному новому миру. Проще в каждой новой ситуации видеть уже решенную старую задачу.

Гражданское общество — это совсем не просто. Оно не возникает само по себе. Оно организуется и строится на основе хорошей теории. Не на абстрактных знаниях из учебников и энциклопедий, в которых написано обо всем вообще, т.е. ни о чем конкретном. Хорошая социальная и политическая теория относится только к "здесь и сейчас", не к Гондурасу, а к Беларуси, и не к ВКЛ и БССР, а к Беларуси в 2020 году.

Только на основе такой теории можно совершать правильные и успешные действия.

Есть ли в стране такая теория?

Об этом в продолжении.

Текст впервые был опубликован в блоге Владимира Мацкевича в Фейсбуке:

Уводзіны ў філасофію Уладзіміра Мацкевіча. Серыя размоў (Аўдыё)

21.05.2020 Лятучы ўніверсітэт

Размова дванаццатая — пра з’яўленне каштоўнасцей і Бога ў ідэальным плане і радыкальны паварот у развіцці інстытута філасофіі.

Право на наследие по стандартам Конвенции Фаро: возможно ли в Беларуси?

31.03.2020

27-28 марта Беларусский комитет ICOMOS и МНГО "ЕвроБеларусь" провели экспертный онлайн-семинар о расширении возможностей участия сообществ в управлении историко-культурным наследием.