Владимир Мацкевич: У каждого есть возможность внести свою лепту в общее дело

"Даже не обо всем поведении, а только о поведении публичного человека в зависимости от рейтинга*. Это узкий аспект", — сразу уточняет он.

Поводом к рассуждению послужило вот такое предложение, адресованное мне:

"Няхай інтэлектуалы на чале з Уладзімірам Мацкевічам і іншымі выступяць з маніфестам "Беларусь у небяспецы!" па ўзору маніфеста "Еўропа ў небяспецы!" французскага філосафа і пісьменніка Бернара-Анры Леві. Гэта дапамагло б грамадству сканцэтравацца на праблеме абароны незалежнасці ў міжнародным кантэксце, а не на чарговым "пераабранні" Лукі".

Как принято (по правилам поведения) реагировать на такие предложения?

Первое, что делается в таких случаях — надо поблагодарить за оказанное высокое доверие.

А потом? А потом я вынужден отказаться. Поскольку не могу оправдать это высокое доверие. Хотя бы по одной простой причине: я — не Леви Бернар-Анри. В общем, и не хотел бы им быть. Я и не Светлана Алексиевич, и не Адам Михник — двое из знакомых мне лично людей, подписавших упомянутое воззвание.

Если бы я написал подобный манифест для Беларуси, это совсем не "помогло бы обществу сконцентрироваться на проблеме". Я проверял. И вот почему.

Восприятие и воздействие слова на общество определяется не только смыслом и содержанием сказанного, но и тем, как общество относится к говорящему. Ну или, в принятых мною зауженных рамках, напрямую зависит от рейтинга говорящего. Вот эту зависимость восприятия слова и действия от рейтинга говорящего и рассмотрим.

Слова деятеля с высоким рейтингом встречаются положительно, а слова деятеля с низким рейтингом — либо никак, либо отрицательно.

Слова совершенно неизвестного обществу человека вообще не будут услышаны. Это же очевидно. Например, написал бы Иван Шило некий манифест. Ну, пусть даже "Наша ніва" его напечатает в силу симпатий редактора к автору. Никакого эффекта это не имело бы, если бы Иван Шило до этого не стал известным, благодаря скандалу. Скандал и его раскрутка в СМИ сделали этого человека слегка известным, но не настолько, чтобы от него исходили какие-то общенациональные воззвания и манифесты.

Для того, чтобы кого-то услышали, нужно, чтобы его или о нем знали еще до того, как он что-то подобное сказал. Но одной известности мало.

То есть мало известности — это одна сторона медали. "Наша ніва" в наших условиях достаточно распространенная газета и сайт. Но насколько распространенная? На какую часть общества могут воздействовать персоны, известные только читателям этой газеты? В социологических рамках — это ничтожно малая величина. И никто не возьмется сейчас определить и с высокой точностью утверждать, является ли Иван Шило известным в стране человеком.

Предположим, что точно такое же воззвание с этим же текстом будет исходить от... ну, скажем, от Николая Статкевича. Не могу с высокой точностью определить известность Статкевича в стране. Какая-то часть публики его безусловно знает и помнит. Помнит, как он водил демонстрации, как ходил в президенты, как сидел в тюрьме. Но помнит и то, что он лидер микроскопической партии, и то, что молодые лидеры обошли его в конкуренции за общественное внимание на прошлогоднем юбилее БНР. В совокупности все это знание дает весьма низкий рейтинг Статкевича политика.

Поэтому воззвание и манифест от имени Статкевича вызовет скорее негативное отношение. От имени Шило — не вызовет никакого, от имени Статкевича — негативное.

Так стоит ли Статкевичу (про Шило дальше забудем) выступать с такого рода манифестом?

Эта ошибка (если воздержаться от других обозначений) характерна для всех наших оппозиционных лидеров. Они говорят чаще всего совершенно правильные вещи. Но лучше бы они этого не говорили. Потому что, имея очень низкий рейтинг в обществе, они своими словами и говорением оказывают очень плохую услугу тем идеям, которые провозглашают. Эти идеи встречают негативную реакцию.

Тут надо иметь в виду, что у любой высказанной идеи могут быть как сторонники, так и противники. Индивидуальное отношение каждого человека может быть любым. Говоря о позитивном или негативном отношении к сказанному в зависимости от рейтинга говорящего, мы имеем в виду статистику, т.е. массовый эффект, а не индивидуальное отношение.

Хорошие идеи, озвученные публичными персонами с низким рейтингом, теряют сторонников с каждым повторением. Поэтому таким политикам следовало бы молчать в большинстве случаев.

Это относится ко всем лидерам партий и движений в стране после 1997-1999 годов. И особенно — к лидерам 2010 года. Не только к одному Статкевичу, но и к Некляеву, Санникову, Романчуку и другим.

С Ярославом Романчуком и его рейтингом несколько иная история. У Романчука после 2010 года нет рейтинга политика, или даже его рейтинг отрицательный. Но он известен на другом поле, он эксперт в экономике. Сейчас не важно, каких взглядов придерживается Романчук, но у него есть, пусть и не очень высокий, но достаточно позитивный рейтинг в экспертном поле. Романчук-эксперт может говорить, его слышат и слушают, его слова воспринимаются скорее позитивно. Романчук-политик молчит. И правильно делает. Его бы примеру последовать и остальным.

Но они говорят. И чем больше они говорят, тем хуже для идей, которые они провозглашают.

Человек — не обезьяна и человеческое общество — не стадо обезьян. Нам нечему учиться у животных, но хорошо бы знать поведение стадных животных, чтобы не уподобляться им. В стае обезьян альфа-самцам позволено то, что не позволено другим с более низким статусом. Нарушение самцами с низким статусом правил поведения и субординации жестоко наказывается. И часто наказывается не вожаком стаи и альфа-самцом, а другими членами стаи. Обезьяны и другие стадные животные это хорошо понимают, и социальный порядок в стае остается стабильным. Даже если вожак проявляет слабость или допускает ошибку, как в сказке Киплинга, когда "Акела промахнулся". Даже промахнувшийся вожак стаи не оставляет шансов шакалам, пытающимся без ума и подготовки воспользоваться его ошибкой или слабостью.

Статусные принципы действуют и в человеческом обществе, хотя и иначе: не как законы, а как правила. Естественные законы действуют независимо от того, знают ли о них или не знают. А правила отличаются от законов тем, что они эффективны только тогда, когда их исполняют, когда руководствуются правилами с пониманием и умом.

Статус — это не рейтинг. Скажем, депутаты, министры, спортсмены, ученые, богачи и олигархи имеют высокий социальный статус. Их высказывания слышат, распространяют. Но отношение к этим высказываниям все равно определяются рейтингом, а не статусом.

Скажем, министр может сказать какую-то глупость, и эту глупость разнесут по свету СМИ. Кто-то другой, умный и компетентный, но не имеющий высокого статуса, говорит умную вещь, но его почти никто не слышит.

Почему же наши депутаты и министры больше молчат, чем говорят?

Да потому, что они не дураки. Они понимают правила и не хотят нарушать естественных законов массовой коммуникации. Умные депутаты и министры очень хорошо понимают, что не могут вслух сказать то, что они думают реально. За это они рискуют потерять свой социальный статус. То, что им позволено говорить в их статусе, является откровенной глупостью или банальностью.

Говорение глупостей и банальностей, допустимых в нашем обществе для людей с высоким социальным статусом, подрывает рейтинг этих людей. Поэтому умные депутаты и министры выбирают молчание. Ведь лучше не иметь никакого рейтинга, чем иметь отрицательный и каждым словом ухудшать его. Дураков это, конечно же, не останавливает, они говорят и говорят, тем самым ухудшая рейтинг и имидж всей власти в целом.

Рейтинг режима падает по одним причинам, а независимых политиков, общественных деятелей, интеллектуалов — по другим.

Если у человека низкий и плохой рейтинг, нужно вести себя иначе. Воздерживаться от громогласных высказываний, даже правильных и достойных.

Но как же тогда хорошие и достойные идеи могут "овладевать массами", если все общественные деятели будут молчать?

Вот как сейчас. Родина действительно в опасности. Мы не знаем, какие тайные переговоры ведет альфа-самец нашей стаи с Шер-ханом из соседнего восточного леса. Не знаем и тех договоренностей и уступок, которые наш альфа-самец сделал их альфа-самцу.

Можно ли молчать в этой ситуации? Кто-то уже упрекал (Павел Усов, кажется) наших оппозиционных политиков за их молчание или невнятность.

Молчать нельзя.

Но что и как говорить? И кому?

Зенон Позняк может сказать. И что? Кто еще не знает, что может сказать Зенон Позняк? А кто не знает, как будут восприняты слова Позняка общественным мнением? Не надо только рассказывать, что Позняк всегда прав и читатели этого моего текста во всем согласны с Позняком и поддерживают его во всем! Я знаю это. Но я говорю о статистике. О больших числах.

Может сказать что-то Владимир Бородач или Андрей Санников. Но ни у того, ни у другого вообще нет никакого рейтинга. Был. Возможно, раньше был, но теперь нет. Поэтому что Бородач, что Санников, что Шило — это все равно. Практически никто не услышит. Ну или корректнее, никакого влияния на статистику мнений в обществе это не окажет. Даже если об этом напишут все независимые СМИ.

Так что же?

Один из главных упеков, который мне в последнее время не устают выдвигать друзья — это упрек в пессимизме. Они упрекают меня в том, что я рисую безвыходную картину.

Это не так. Какой бы мрачной не выглядела картина ситуации, выход должен быть. И выход надо искать.

Хорошо бы, чтобы выход был очевиден, виден всем. Тогда бы ничего никому не нужно было бы искать. А сейчас надо искать.

Автор цитаты, с которой я начал это рассуждение, ищет выход и поэтому делает такое предложение, адресованное мне.

Но я кое-что понимаю в публичном поведении. Я не знаю своего рейтинга в цифрах, но примерно представляю его себе. И в моем положении, и в моем статусе я не могу делать публичных манифестов, воззваний и прочего. Делал, проверял и имею достаточно убедительные аргументы, чтобы не повторять таких глупостей. Не знаю, кто (могу только предположить) назвал мою запись в Фейсбуке манифестом и пустил дальше в интернет.

Нет, господа, это не манифест. Нет у меня возможности запускать в мир манифесты и воззвания. Я высказал только свою личную гражданскую позицию.

Ну, ладно, у меня нет такой возможности, а у кого есть? Может быть, у Светланы Алексиевич есть такая возможность? Ведь не зря же она подписалась под манифестом Леви "Европа в опасности".

Может, и есть у Светланы Алексиевич такая возможность, хотя я в этом не уверен.

Я уверен в другом: не требуйте от другого того, чего не можете сделать сами!

Да, не желай другому того, чего себе не желаешь. Но и не требуй, чтобы другой сделал то, чего ты не можешь сделать сам. Я не могу предлагать Светлане Алексиевич, да и никому другому, сделать то, что не могу сделать сам.

А что могу? Могу делать то, что позволяют мне мой социальный статус, символический капитал, рейтинг и имидж. Всего этого очень мало. Но никто и никогда не может лишить меня того, что есть. А всего этого у меня чуть меньше, чуть больше, чем у любого гражданина страны. У Светланы Алексиевич — больше, у Игоря Ледника — меньше, но есть то же, что есть у меня — личная гражданская позиция. А это кое-что. И если у каждого есть кое-что, то это уже может быть лептой, которую можно внести в общее дело.

Лепта от меня, лепта от Алексиевич, лепта от Ледника — уже три лепты (в Древней Греции лепта была равна 1/56 части обола, а в современной Греции до введения евро, это 1/100 драхмы). Это еще не капитал, это не та сумма, что достаточна для предотвращения беды.

Как копейка рубль бережет, так и три лепты могут сберечь независимость страны, если каждый внесет в общее дело свою лепту.

Свою лепту в общее дело. Если у вас нет рейтинга, символического капитала, харизмы, статуса альфа-лидера — не жадничайте, вносите лепту в общее дело.

А пока... Пока мы ведем себя как... ну, как члены стаи с низким статусом, только укрепляя стабильное положение альфа-самца. Глупо ведем себя.

Лично я могу пообещать Леднику только одно: не буду делать глупостей. А свою лепту отдам тому, кто сможет.

P.S. М-да. Меня часто спрашивают: "А что ты предлагаешь?" С вызовом так спрашивают. Я обычно молчу в ответ или бормочу какие-то невнятности. Но не потому, что не знаю, что можно предложить, а по той же причине, что изложил здесь. Могу отвечать по существу. Но не всем, ни не всегда и не абы как.

Но пока не имею такой возможности. То, что я предлагаю, либо повторение того, что уже предлагал несколько раз, и эти предложения не потеряли своей актуальности, но отвергнуты именно потому, что это предлагал я, с тем рейтингом, репутацией и имиджем, которые имел, либо будут отвергнуты сразу, как только я назову свои предложения несколькими словами.

Я представляю себе, что можно и нужно делать в нашей ситуации при тех обстоятельствах, в которых мы все оказались.

Но это слишком инновационно, эпатажно звучало бы. В нашей общественно-политической ситуации может пригодиться модель, схема блокчейна. Вот я употребил метафору "лепта" в этом тексте. Лепта когда-то была разменной мелкой монетой, а потом стала символом в притче.

Так вот, продолжу метафору. Выход в нашей ситуации — криптолепта. Или токены независимости. Подробности?

Ну, с кем-то можно обсудить. Но не всегда, не со всеми и не абы как.

Текст впервые был опубликован в блоге Владимира Мацкевича в Фейсбуке: