Интеллектуалы из гетто. Чем Украина и Беларусь могут быть полезны друг другу

О нас в медиа

Беларусский философ и методолог, основатель Летучего университета Владимир Мацкевич рассказал «Фокусу», чем Украина и Беларусь могут быть полезны друг другу, почему олигархи важны для демократии и что будет в Беларуси после смены власти.

Общественная жизнь Беларуси значительно отличается от украинской. Прежде всего непубличностью. Скрытые от глаз общественности, в Беларуси существуют проекты, которые представляют интерес и для Украины. В 2007-2008 годах здесь прошли чистки в университетах, и многих преподавателей, не разделяющих официальную идеологию, уволили. Доктора наук, профессора, младшие преподаватели — всего около 800 человек попали под запрет на профессию. Беларусские интеллектуалы решили найти применение уволенным преподавателям. Так возникла идея Летучего университета — неформального образовательного учреждения. Первый учебный год открылся в 2009 году серией публичных лекций. Это было яркое событие в интеллектуальной жизни Беларуси. На лекции приходило до трехсот человек, залы набивались битком. Сейчас университет ориентируется на авторские долговременные учебные программы. Его основатель и глава Владимир Мацкевич убежден, что развитие общественного мышления критически важно для суверенитета любой страны.

Независимое образование

— Что собой представляет Летучий университет?

— Летучий университет складывается из нескольких школ, мы их называем школами магистров игры, летом утверждаем программу на год. Это — Методологическая школа, Школа социально-философской аналитики, Школа истории идеи, а также историческая — Школа Великого княжества Литовского. Есть и общеуниверситетские курсы, которые доступны для всех слушателей, еще две чисто авторские школы, где один преподаватель, он же мастер, ведет курс в течение года. Это — Школа Библии под руководством доктора теологии из Лувенского университета и Школа дизайна.

— Набор в группы происходит открыто?

— Да, делается объявление, набираются группы. Пока у нас все бесплатно, обеспечиваем грантовыми программами, и хотели бы сохранить как бесплатные, но условия нами не контролируются. На платной основе, конечно, было бы удобнее, но для этого надо регистрироваться, а регистрация учебных заведений в Беларуси очень осложнена. Тогда мы попадем под прессинг и надзор налоговых органов, Министерства образования, чего не хотелось бы, потому что у нас действительно очень свободная и неформальная программа, которую мы составляем и для которой приглашаем людей, являющихся персонами нон грата в беларусском официальном образовании. На первых порах и так были проблемы, нас преследовал КГБ. Стоило нам снять помещение на долгое время для занятий, как там появлялся кто-то из КГБ и давил на тех, кто сдавал помещение в аренду, чтобы нам отказали. Иногда срывали занятия или публичные лекции. Несколько лет назад я разозлился и сам пошел в городское управление КГБ требовать встречи с «куратором».

— И как все прошло?

— Никакой встречи я не добился, мне выставили какого-то капитана, с которым я резко поговорил. Как ни странно, от нас отцепились, и уже года три никто не трогает.

— То есть у вас классическое гуманитарное образование, не имеющее политической подоплеки?

— Напрямую в политику мы не лезем. Образование, научная, философская деятельность в области гуманитаристики не должны зависеть от политической конъюнктуры. Но мы все равно вынуждены реагировать на политические события, вызовы и проблемы, стоящие перед беларусским обществом, и в рамках Летучего университета это все равно анализируется. Более того, работает дискуссионный клуб, который ведет доцент-политолог. Туда ходят не студенты, а другие профессора, доценты и преподаватели. Время от времени проводятся аналитические группы, в которых разбираем ту или иную ситуацию. Иногда делаем лекции, серии докладов по актуальным проблемам.

— Вы ощущаете конкуренцию между вами и официальным образованием или же сосуществуете, не замечая друг друга?

— По целому ряду формальных причин мы вряд ли можем конкурировать. С другой стороны, мы вне конкуренции, потому что в сегодняшней интеллектуальной жизни Беларуси только наш университет может предлагать варианты если не решений, то аналитических материалов и докладов по проблемам современности. К сожалению, научная и интеллектуальная жизнь в Беларуси очень вялая, и если бы была хоть какая-то жизнь в смежных с нами официальных институциях — институтах философии, социологии, университетах, — если бы там затрагивались насущные мировые и беларусские проблемы, тогда, наверное, был бы взаимный интерес и конкуренция.

Идеология и рынок

— Какие идеологические установки, на ваш взгляд, преобладают в беларусском обществе?

— Как и большинство других стран, Беларусь включает в себя «три мира». Если считать определяющим параметр отношения к инновациям, то «первый мир» — это люди, которые интересуются инновациями, являются потребителями либо участвуют в производстве инновационных продуктов, тенденций, веяний. «Второй мир» — это те, кто хотел бы успевать за первым, но по разным причинам не может себе этого позволить. «Третий мир» живет локальной замкнутой жизнью, идентифицирует себя с местным либо профессиональным сообществом и никуда не вылезает. Эти «три мира» сосуществуют в каждой стране. Другое дело, как они пропорционально представлены. Если, например, в Эстонии правят люди «первого мира», то в Беларуси — «третьего», стремящиеся к автаркии, замкнутости, к очень низкому уровню потребностей, удовлетворяя самые простые из них, пусть и следуя за модой. Доминирующая установка для среднего класса — консюмеризм — потребительское настроение.

— С чем это связано?

— С тем, что к появлению Беларуси как независимого государства здесь сформировались недостаточно сильные национальные элиты. В отличие от других постсоветских стран, Беларусь скорее получила независимость, нежели добилась ее. Это не значит, что у нас не было людей, которые не участвовали в перестройке, не участвовали в политической жизни, но они всегда были в меньшинстве, доминировали другие настроения и социальные группы. С первых же лет независимости мы попали в другую форму зависимости — от московских геополитических амбиций. Россия не выпускала нас из своей сферы влияния. Лукашенко де-факто был навязан Беларуси вместе с программой, разработанной в Москве.

— Что это за программа?

— Программа построения социализма с человеческим лицом в стране, где подавлен бизнес и рынок, чтобы страна жила в старых индустриальных представлениях о развитии экономики. Когда СССР распался, основная проблема предприятий советского типа формулировалась так: «разрушились связи, порвались производственные цепочки, поэтому мы переживаем трудности». Основные усилия Александр Лукашенко направил на то, чтобы восстановить эти связи и поддерживать архаичную, морально устаревшую промышленность. Для сбыта продукции существовал огромный российский рынок. Тем самым, мы стали зависимы от их рынка сбыта, с другой стороны — от рынка энергоносителей, которые оттуда поступали, чтобы кормить эту огромную, никому не нужную промышленность.

— Из-за кризиса на российском рынке такая модель экономики в Беларуси, по-вашему, себя изживает?

— На российском рынке наша продукция все равно конкурентоспособна за счет демпинга и соотношения «цена/качество». Незаинтересованность в высоком качестве позволяет нам выходить на российский рынок. В Европу же мы попасть не можем в силу качественных показателей и высокой цены. Необходимы ресурсы на модернизацию. Беларусь в лице правящего режима отказывается от инвестиций, направленных на осовременивание форм производства. Если бы мы сделали шаг в сторону глобального рынка со своим найденным местом в системе разделения труда, деньги бы находились легко.

— Беларусь вообще способна найти это место?

— В принципе, да. У нас есть несколько десятков предприятий вполне мирового уровня, со своим оригинальным дизайном и технологическими решениями. Они могли бы стать локомотивом. Также возможно включение Беларуси в цифровой мир со своей продукцией. Даже не имея хорошей поддержки и условий для развития, беларусы смогли создать продукты мирового уровня — это компания Wargaming, Viber, не говоря уже про аутсорсинг. Так что перспектива есть. Кроме того, не достигла пика тема 3D-печати, которая внедряется в медицину, в традиционное производство. Для этого есть ресурсы химической промышленности, есть наработки в порошковой металлургии. Но все упирается в мышление. Потому что технологии, квалификация, людские ресурсы есть, а реалистичного взгляда на современный мир и политической воли у правящих группировок нет.

— Что происходит с пробеларусской частью общества? Каковы их шансы получить представительство во власти?

— Что такое «пробеларусская часть общества»? Во-первых, она почти не имеет представительства на высшем уровне, отрезана от управления, и, в этом смысле, отрезана от информации. Поэтому последние десятилетия она стагнирует и деградирует. Даже если в оппозиционных кругах были высококвалифицированные люди, занимавшие высокие посты, то длительное пребывание в оппозиции и череда поражений привели к тому, что они потеряли квалификацию, реалистичный взгляд на вещи. Нельзя много лет испытывать поражение за поражением, сохраняя при этом трезвый взгляд. Пробеларусская часть общества, загнанная в гетто, вытеснена в маргиналы и диссиденты. Они бы хотели перемен, но не знают, как их добиться.

Знания есть у людей «первого мира», которые владеют ноу-хау, высокой квалификацией и компетенцией, они легко могут найти себе применение где угодно, они граждане мира. Их мало интересует беларусская политика, мало напрягает то, что здесь происходит. Даже если у них здесь остается семья, родители, их интересуют мировые процессы. Сейчас между национально ориентированной частью общества и вот этой интернациональной и космополитической нет никакого взаимопонимания. Это беда, потому что вся политически активная часть общества оказывается без финансовой поддержки. В той же Украине такого нет. Там крупный бизнес вовлечен в политическую жизнь. Другое дело, что Украина погрязла в олигархических разборках и коррупции.

К демократии через хунту

— Одна из последних серий ваших докладов была посвящена »политтехнологиям третьего поколения» . Расскажите об этой концепции подробнее.

— Это узкая региональная концепция, имеющая отношение только к трем странам — России, Украине, Беларуси. Когда после развала СССР стартовали электоральные процессы, выборы, никто не умел этого делать. Начали учиться на Западе, постепенно появилась политическая жизнь. Она включала в себя политических лидеров, которые боролись за голоса, были те, кто инвестировал в политику, и те, кто составлял актив команды. Это был нормальный процесс, нормальная борьба, где главную роль играли политики. Они вступали в нормальную конкуренцию. Это «первое поколение».

«Второе поколение» характеризуется тем, что на первый план начали выходить не сами политики, а политтехнологи, которые почувствовали свою силу. Они стали понимать, что могут сами привлечь инвестиции, сами знают, на кого выходить и с кем работать. Если в «первом поколении» заказчиками были политики, во «втором» ими стали сами технологи и спонсоры. Они любого могут сделать кем угодно. Политик же утратил лидерство, он стал пешкой в руках технологов и тех, кто все оплачивал. На этом этапе застряла украинская политика.

«Третье поколение» — это когда административный ресурс сосредоточен в одних руках, все финансы, которые могут пойти на кампанию, тоже контролируются, СМИ подчиняются государству. Так можно владеть общественным мнением, создавая рейтинг из ничего и подавляя другие инициативы. Электоральное поле выравнивается, остается только одна вершина, которая известна заранее.

— На этом этапе находится Беларусь?

— Да. Потому что в Беларуси политтехнологии «второго поколения» не успели развиться, они только начинались во время первых президентских выборов. В это время судьба беларусской политики решалась не в самой стране, а в Москве. Там с самого начала сделали ставку на Лукашенко, он получил хороший пиар на антикоррупционной комиссии, которую ему очень глупо скинул Шушкевич. В Беларуси практически не было олигархической, жесткой конкуренции. Но зато были технологи из России, КГБ и российские спецслужбы. В результате победы Лукашенко оказался обязан всем, кто его привел к власти. А вели его гарантированно, это была первая проба политтехнологий «третьего поколения». После нее Лукашенко должен был в принципе подорвать возможность электоральной смены власти.

Первое, чем он занялся, — это уничтожением протоолигархов, людей, которые могли вырасти в олигархов и влиять на политику. Они на выборах поступали очень глупо — давали деньги понемножку всем кандидатам. Была спущена установка, чтобы не появлялось людей, рейтинг которых мог хоть как-то сравниться с президентским. Все то, что составило в Украине костяк правящих кланов, в Беларуси было зачищено к 1996-1997 годам. На выборах 2000 года в парламент прорвались около 10 независимых кандидатов. А следующие выборы в 2004-м прошли без сучка и задоринки, ни одного оппозиционного и независимого депутата в Палату представителей не попало. С этого момента политтехнологии «третьего поколения» восторжествовали. Даже на местном уровне все депутаты заранее назначаются, списки утверждаются в Администрации президента, и дальше проводятся «выборы», которые не менее предсказуемы, чем при СССР. Просто имитируется разнообразие мнений, и они получают от 51 до 80%, давая возможность выплеснуть недовольство в урны.

— Кремль из-за экономического кризиса постепенно сокращает финансовую поддержку беларусским властям. К чему это приведет?

— Всякая страна, общество и человек, оказываясь в кризисной ситуации, ведет себя в соответствии с устоявшимися привычками и характером. Российский режим отвечает на кризисные факторы агрессией. Потому что нехватку ресурсов Кремль восполняет не модернизацией внутри страны, а экспансией. Так что для Беларуси синхронизированный с Россией кризис чреват не переориентацией на другие рынки, а российской агрессией.

— Предположим, что российский фактор в какой-то момент ослабнет, и Кремлю станет не до Беларуси. Насколько вероятно появление новой диктатуры у вас в стране?

— Все политические институты придется выстраивать с нуля, вероятность новой диктатуры высока. Что еще хуже, есть риск популистского парламентаризма, при котором все депутаты грызутся между собой, и им некогда заниматься государственными делами. На должности назначаются компромиссные фигуры, заведомо слабые и невыразительные, потому что против сильных кооперируются все парламентские фракции. Пройдут только те, кому нужна должность для личного обогащения, и это приведет к хаосу и коррупции. Поэтому переход от сегодняшнего состояния к нормальному демократическому процессу займет несколько лет. Это должен быть режим чрезвычайного правления, когда минимизированы функции парламента, а лучше вообще без него. Скажем, с учредительным собранием, члены которого готовят пакет документов, начиная с Конституции и заканчивая законами, которые должны быть защищены мораторием на изменение в течение последующих лет десяти. При этом члены этого собрания не могут баллотироваться на высшие государственные должности сами, они не должны разрабатывать законы под самих себя. Такая вот «демократическая хунта».

— Откуда ей взяться? Не похоже, что в существующей беларусской элите есть люди, настроенные демократически.

— Понимаете, беларусское общество достаточно развито. Уровень образования, уровень контактов, интегрированность в Европу и т.д. Поэтому такой сценарий вполне возможен. Он был возможен и в Украине после Майдана, но момент упущен. Порошенко пришел как компромиссная фигура между несколькими кланами, у него связаны руки. Какие-то попытки реформ удаются, но довольно слабые. Он не сделал шагов к реальным реформам и оказался очень слабым в плане подчинения себе олигархических группировок.

На олигархов опираться можно и нужно. Это старая чубайсовская идея — проведение рыночных реформ возможно только при выращивании олигархата. Пока нет демократических традиций в разных классах, единственное, что способно гарантировать демократию, — это борьба олигархических группировок между собой, причем ни одна из них не может победить. В Беларуси же все олигархи уничтожены, средства сосредоточены в одних руках.

— Так стоит ли ожидать появления олигархов как класса в Беларуси?

— Сейчас 2017 год, прошло почти 30 лет. Эта идея уже исчерпала себя. Тем более что Беларусь — не Россия и не Украина. Отличие в первую очередь в гомогенности, мы цельная страна, различия между Могилевом и Гродно минимальны. Мы однородны, все связаны друг с другом, и, в принципе, страна управляема. В Украине же много ярко выраженных регионов со своим колоритом, огромнейшее разнообразие, которое надо удерживать. Одно это многообразие делает невозможным быструю реализацию какой-либо программы. В управляемости Беларуси есть свое преимущество, но и недостаток, состоящий в том, что все зависит от того, как элита этим воспользуется.

Нужно нейтрализовать фактор России. Этого нельзя сделать без чистки и люстрации силовых структур. У нас весь КГБ промосковский. МВД, которое не является промосковским, разложилось морально. Когда вранье вменяется в должностную обязанность, как вы можете сохранить офицерскую честь и достоинство? Поэтому с милицией придется делать то же, что сделал Саакашвили в Грузии.

— Чему могут научиться беларусы у украинцев, и наоборот?

— Нам нужно поучиться у украинцев общественной активности, воле, ориентации на то, что мы — народ и имеем право сами решать судьбу своей страны. Как этому учить, я, правда, не очень понимаю, но Украина дает нам хороший урок. Чему украинцам поучиться у нас? Не думаю, что есть чему. Другое дело, что мы можем быть взаимно полезны. Если рассматривать небольшую интеллектуальную элиту, то наша не менее развита, чем украинская, и мы могли бы выступить стартером для более тесного взаимодействия Украины и Беларуси. При всем различии наших стран и разных путях развития, многие вещи нам нужно решать вместе. В первую очередь, это проблема соседства с Россией. Если Беларусь останется в текущем положении пророссийского сателлита, это будет уязвимым местом для Украины, ослабляющим украинское сопротивление.

«Фокус», № 20(527), 19 мая 2017 года