Интеллектуалы в Беларуси

Аналитика и исследования

Общественное развитие не мыслимо без участия знаний, идей, идеалов, проектов, утопий, и всего того, к производству, сохранению и трансляции чего имеет непосредственное отношение некое специфическое сообщество людей, которых в последнее время все чаще называют интеллектуалами. Говоря «в последнее время», я имею в виду то время, когда на постсоветском пространстве старая советская интеллигенция стала сдавать свои позиции. Сдавать позиции в том смысле, что интеллигенция перестала производить, сохранять и транслировать идеи, идеалы, знания и т.д. Причем, сохранять и транслировать новопроизведенные идеи и знания. Акцент здесь следует ставить на производстве идей, идеалов и знаний. Ведь интеллигенция: учителя, чиновники, в первую очередь, продолжали сохранять и транслировать ту часть культуры, которая была передана им на сохранение еще в советские времена. Феномен старой советской интеллигенции заслуживает специального рассмотрения. Я же здесь собираюсь рассмотреть новое явление – интеллектуалов, которые в той или иной форме противопоставляются старой советской интеллигенции. Даже если явление, которое мы называем интеллектуалами, существовало и раньше, то было время, когда интеллектуалы не выделяли себя из массы интеллигенции, и не противопоставляли себя ей.

Возможно, что сегодняшние интеллектуалы уже могли забыть о том времени, когда они составляли с интеллигенцией одно целое. Мне же четко помниться тот период перестройки, когда рассуждения А.И.Солженицына об «образованщине», под которой понималась та часть интеллигенции, которая и осознавала себя интеллигенцией, воспринимались как эпатаж и откровение. Период, когда будущие интеллектуалы мучительно рвали с породившей их интеллигенцией, достоин особого исследования, возможно, еще найдутся историки-интеллектуалы, которые смогут предложить метод такого исследования и осуществят его. А пока я вряд ли смогу очертить тот период и охарактеризовать его. Я в то время жил. Все это происходило со мной, я свидетель. Поэтому я охотно расскажу о том, что еще помню из того времени всякому, кто сможет задать осмысленные вопросы. Возможно, что интеллектуалами в конце 80-х стали осознавать себя те, кто перестал читать советские газеты. М.А.Булгаков устами своего героя рекомендовал это еще в 30- годы, но кто тогда мог последовать этому совету? А в конце 80-х и вовсе. Тогда за газетами выстраивались огромные очереди у киосков. Каждое утро интеллигенты встречались у газетных киосков, и выстраивались в очередь за «Правдой», «Известиями», «Комсомольской правдой», а в Латвии, где я тогда жил, еще и за «Советской молодежью», а потом и за «Атмодой». В очередях стояли именно те интеллигенты, которым до того не приходило в голову подписаться на эти газеты. Они подписывались на «Аргументы и факты», «Литературную газету» или «Московские новости». Это были еженедельники, как и «Огонек». Но за «Огоньком» времен редакторства Виталия Коротича тоже приходилось с утра занимать очередь, поскольку в предшествующий год ни одному интеллигенту не могло прийти в голову подписаться на вульгарный «Огонек». Так вот, интеллигенция – это те, кто стояли в очередях за газетами в годы Перестройки и читали «толстые журналы». И все будущие интеллектуалы провели немало времени в этих очередях. За исключением тех, разумеется, кто тогда еще были детьми. Чем интеллектуалы занимались еще, я не знаю. Кто чем. Про каждого отдельного из интеллектуалов это нетрудно выяснить. И нужно выяснить! Причем, в резкой и категорической форме: «А чем вы, господа интеллектуалы, занимались до 1991-го года?». Я знаю другое, интеллектуалы первыми перестали стоять в тех очередях. Они первыми перестали читать советские газеты. За газетами наступила очередь «Огонька», «Литературки», а потом и всех «толстых журналов». Интеллектуалы начали думать сами, и читать только то, что сами себе определяли.

Были ли интеллектуалами те, кто писал в те времена в «Огонек», «Литературную газету», «Московские новости» и в «толстые журналы»? Думали ли они сами? Это очень сложный вопрос. Был ли интеллектуалом Федор Бурлацкий или, скажем, Рой Медведев, или Симон Соловейчик (чуть не забыл «Учительскую газету» – один из флагманов Перестройки)? Коротич, Черниченко, Нуйкин, Аганбегян, Заславская, Адамович и другие?Потом, правда, читать перестали и интеллигенты. Некогда самая читающая страна в мире переключилась на мыльные оперы по ТВ и на разгадывание кроссвордов. Читать перестали все. Или почти все, поскольку, интеллектуалы перестали читать только то, что производилось советской интеллигенцией. А то, что стали писать сами интеллектуалы, советская интеллигенция не могла осилить.Сложные взаимоотношения между интеллектуалами и интеллигенцией мы рассмотрим в специальном разделе. Здесь же нам важно, что интеллектуалы возникли в недрах интеллигенции, произошли от нее, или из нее, но отделились и перестали ею быть. Мы ничего не поймем про интеллектуалов, если будем путать их с интеллигенцией. Прежде чем сформулировать какие-нибудь положительные суждения об интеллектуалах, следует обозначить, чем или кем интеллектуалы не являются, т.е. задать несколько категориальных оппозиций. На одном из полюсов каждой из оппозиций будем располагать интеллектуалов, а на другом ту категорию, которая противопоставляется интеллектуалам, т.е. то, чем или кем интеллектуалы не являются.

worvik.com

На рисунке обозначены шесть социально-деятельностных категорий, с которыми у интеллектуалов много общего, но существуют и принципиальные различия. Интеллектуалы это не творцы, не обыватели, не специалисты и т.д. Разумеется, интеллектуалы не являются еще много кем: ни животноводами, ни предпринимателями, ни полицейскими. Возможно, что какие-то существенные различия я пропустил, но мне сейчас важнее демонстрация подхода, способа рассуждения и анализа, чем исчерпывающее исследование. Если тема когда-нибудь станет актуальной, то все недостающее можно будет восполнить. Я остановил свой выбор на шести перечисленных категориях потому, что именно с ними чаще всего путают интеллектуалов. Путают не просто в смысле распознавания, а в социально-деятельностных экспектациях. От интеллектуалов ожидают и требуют того, чего нельзя или бессмысленно ждать и требовать от интеллектуалов, но что можно получить от кого-то другого, например, от специалиста, интеллигента, творца. С другой стороны, иногда уже встречаются и обратные ожидания, когда от тех, кто интеллектуалами не является, ждут и требуют того, что могли бы дать только интеллектуалы.

Итак, первая категориальная оппозиция: ИНТЕЛЛЕКТУАЛЫ – ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ. Интеллектуалы не интеллигенция, хотя роднит их не только происхождение, но и общие функции в отношении культуры. При том, что из интеллигенции в постсоветских странах происходят не только интеллектуалы, но также властная и творческая элита. Интеллигенция и интеллектуалы это основные потребители культурных ценностей. Это они читают современные книги и перечитывают классические. Собственно, то, что они перечитывают и становится классикой. Они слушают серьезную музыку, ходят в картинные галереи, театры. Для них все это и существует. Они же транслируют культурные ценности новым поколениям, передают потребность в потреблении культурных ценностей.

Самое существенное отличие между интеллигенцией и интеллектуалами состоит в том, что интеллигенция – это категория из социально-классового дискурса, а интеллектуалы из культурно-национального. Для пояснения этого тезиса необходимо проанализировать исторический феномен интеллигенции.

Интеллигенция историческое новообразование, существующее со второй половины 19 века. Интеллигенция возникает в специфических исторических условиях, когда разрушается классовая структура традиционно-феодального общества, с одной стороны, а с другой стороны, в стране стимулируется ускоренная модернизация, и между этими процессами возникает дисбаланс – общественная динамика не успевает за процессами модернизации. Появляется достаточно многочисленная масса несамоопределившихся людей, выходцев из разных сословий (чинов), которые не имеют ни собственности, ни наследуемого дела или профессии. В России эту массу людей так и называли – разночинцами. При всех различиях в происхождении разночинцев объединяло хорошее образование, которое давало им не только средства к существованию, но и определяло образ жизни. Образ жизни разночинцев в это время не просто был связан с интеллектуальным трудом, что дало возможность писателю Бабарыкину назвать их всех интеллигенцией, но с поисками своего места в социуме. Утратив классовую и сословную определенность разночинцы-интеллигенция не могли найти себя ни в этносе, ни в нации. Этнически разночинцы были так же разнородны, как и сословно. Эта масса людей в Российской империи происходила из самых разных этносов. Это и укоренившиеся в России немцы, поляки, беларусы, украинцы, евреи. Кроме того, поповские дети народов финноугорских и тюркских народов, выходцы с Кавказа. Все они, включая самих русских, имели космополитическое квазиевропейское образование, которое отделяло их от этносов, из которых они происходили.

Следует подчеркнуть, что это было не совсем европейское образование, а именно квазиевропейское. В массе своей разночинцы-интеллигенция получали образование на русском языке, при слабом владении иностранными и классическими языками. Образованные дворяне в России знали языки, но не имели систематического образования, а разночинцы уже не знали языков, поэтому получали образование в отрыве от первоисточников, по переложениям на русский язык и пересказам. Математическое, естественно-научное, техническое образование от этого не страдали, но гуманитарное, философское и теологическое теряли очень многое. Эти потери не могут быть сведены только к гуманитарной (и правовой) безграмотности. В образовании российской интеллигенции образовался серьезный морально-этический пробел, имевший глубокие последствия. Этот недостаток ощущался очень остро, поэтому российские разночинцы-интеллигенция буквально были зациклены на морально-этических проблемах. Эти проблемы их мучили, но они не могли найти им адекватного разрешения. Слабая и зачаточная российская философия отвергала длительную европейскую схоластическую традицию и не понимала европейской философской классики. Некоторое время морально-этические поиски разночинцев-интеллигенции велись в художественной литературе. Только для интеллигенции писатели были «инженерами человеческих душ». Гипертрофированная роль художественной романистики и литературной критики в мировосприятии разночинцев-интеллигенции привела еще к одному разрыву. Разночинцы, оторванные от социальных и этнических корней оторвались еще и от реальности. Романная жизнь стала для них реальнее обыденной жизни. Особенно ярко это проявлялось в идеологии народничества (хотя эта идеология получила свое название от маленькой организации «Народная воля» и от увлечения разночинцев «хождением в народ», распространена она была настолько широко, что стала практически общим мировоззрением). Народники ходили в народ, жили среди народа, но представляли его себе по сентиментальным и пасторальным романам, а не формировали представление на основании собственного опыта. Разночинцы-интеллигенция, в особенности народники, отделяли себя от народа, противопоставляли себя ему, поэтому понятие нации – общности всех сословий, классов, социальных слоев и групп всегда оставалось для российских разночинцев-интеллигенции абстракцией. Разночинцы-интеллигенция рассматривали народ и нацию как объекты своего отношения, например, любви и заботы, а не как рамку для самоопределения и самоидентификации. Самоопределялись же они поначалу как космополиты, затем этот космополитизм был поглощен имперской идентичностью. Имперские симпатии и космополитизм для разночинцев-интеллигенции роднило то, что и то, и другое позволяло снять с себя этническую привязанность и социально-сословную принадлежность, избавиться от обязательств с ними связанных. При этом мировоззренческий империализм был предпочтительнее, поскольку позволял и любить, и ненавидеть, т.е., был полнее. Причем, все мировоззрение разночинцев-интеллигенции соткано из противоречий и нестыковок. Так российская интеллигенция считала себя европейцами в азиатской стране, при этом боялась и ненавидела Европу куда больше, чем тот азиатский народ, которому они себя противопоставляли.

Когда в России стал распространяться марксизм, он встретил благодатную почву – огромная масса образованных, но деклассированных, денационализированных, деморализованных разночинцев-интеллигенции. Марксизм как мировоззрение, и социал-демократия как идеология давали интеллигенции все, чего ей недоставало в культуре народа, из которого она происходит, и то, что она не могла взять из общеевропейской традиции: мировоззрение, основания для самоидентификации, мораль, цели, рамки и принципы деятельности. Дальше интеллигенция стала воспроизводить самое себя как самостоятельный социальный феномен, транслируя приспособленный для своих нужд марксизм как свой собственный интеллигентский менталитет.

Я так подробно расписывал возникновение российской интеллигенции не только потому, что образованные беларусы, поляки, евреи Северо-западного края Российской империи составляли значительную часть разночинцев-интеллигенции, расселенной далеко за пределами бывшего Великого княжества, в первую очередь в обеих столицах империи. Дело в том, что формирование российской интеллигенции – это самый яркий пример этого явления, которое встречается во всех странах, которые попадают в ситуации модернизации, которые пытаются догнать развивающуюся Европу. Интеллигенция в любой стране – это масса образованных по-европейски людей, с трудом вписывающихся в контекст традиционной национальной, в чем-то отличной от европейской, культуре (в данном случае вполне уместна тавтология «образованных по европейскому образцу», она делает этот феномен более понятным). Если такое представление может показаться некоторым упрощением, то можно усложнить его таким образом: Интеллигенция это арьергард эпохи Просвещения в тех странах и культурах, которые не успели решить задачи и завершить процессы, начавшиеся в эпоху Просвещения, или вовсе не переживали эту эпоху. Т.е. интеллигенция существует только в европейской периферии, в странах и культурах, развивающихся по европейскому образцу, но задержавшихся в своем развитии. В странах и культурах, избирающих принципиально неевропейский путь развития, уклоняющихся от модернизации по европейскому образцу, интеллигенции нет, например, в странах с доминированием исламского фундаментализма. Другой вопрос, возможен ли в эпоху глобализации принципиально неевропейский путь развития? В исторической эмпирике это открытый вопрос. Пока мы имеем дело с колебаниями и шараханьем отдельных стран между модернизацией и фундаментализмом. Как правило, фундаментализм побеждает в тех странах, которые пережили интенсивный краткий, но не очень удачный, период модернизации. Смена направлений на модернизацию, или на фундаментализм происходит с частой смены политических режимов, а такого срока явнее недостаточно для проявления такого явления как интеллигенция, или для ее полного уничтожения. Даже если уничтожение интеллигенции происходит в таких масштабах как в Камбодже при режиме Пол Пота, или во времена «культурной революции» в Китае. Поэтому, в полном смысле слова об интеллигенции можно говорить только в странах, находящихся в сфере сильного влияния западноевропейской культуры и цивилизации, а это, кроме Средней, Восточной Европы и России, только Средняя Азия, Закавказье, Турция и, частично, Средиземноморье.

Следует обратить внимание на то, что в Западной Европе интеллигенции нет. Там разложение феодализма и складывание современных наций протекали синхронно и согласовано. А эпоха Просвещения, хоть и оставила ряд неразрешенных проблем в наследство современным нациям Западной Европы, была завершена позитивно.

Вспомним несколько исторических задач, которые решались в спорах, конфликтах и войнах эпохи Просвещения, без того, чтобы углубляться в их анализ, а только для того, чтобы выявить те факторы, ведущие к формированию либо слоя интеллектуалов, либо к появлению прослойки интеллигенции:

— В эпоху Просвещения преодолевался разрыв между аристократической высокой и плебейской низкой культурой, снимались противоречия между ними. Если этот разрыв удавалось ликвидировать, то возникали национальные культуры, в которых в единстве разнообразия сосуществовали, обогащая друг друга, и деревенский фольклор, и городские субкультуры, и то, что сохранилось от космополитичной высокой культуры. Причем, формы хранения, трансляции и творчества в культуре становились авторскими для всех уровней и жанров. Исполнители народных песенок и оперных арий не различались социальным статусом и престижем, но только размером гонораров. А гонорары, в свою очередь, зависели не от избранного жанра, а от популярности и востребованности. У тех народов, которым не удалось преодолеть этот разрыв, национальной культуры так и не сложилось. Существовала народная культура и европеизированная культура образованных людей. На базе последних и складывалась интеллигенция. Если культуру народа и культуру интеллигенции связывал один язык, то, хоть и с трудностями, таким народам удавалось сформировать современную нацию. Если, как у беларусов, народная культура и культура интеллигенции в течение нескольких поколений существуют на разных языках, то формирование нации существенно осложняется, если вообще возможно.

— В эпоху Просвещения разум становился фактором управления общественными процессами. До 19 века право принятия важнейших решений в государственных и общественных делах было сословной привилегией, а культивирование разума и мышление считалось прерогативой некоторых цехов или гильдий, фактически приравненных к ремесленным (например, средневековые университеты, позже к ним добавились объединения ученых – академии, гильдии юристов, стряпчих и т.д.). В 18 веке от принимающих решения монархов и правителей-аристократов стали требовать разумного обоснования. Реализация этого требования привела, с одной стороны, к отмене аристократических привилегий, с другой стороны, к публичному культивированию разума и мышления, в отличие от корпоративно-гильдийного. Там, где эта задача была решена, интеллектуальная деятельность стала необходимой в публичной жизни, а занятия интеллектуальной деятельностью не считались чем-то уникальным. Сохранялись традиционные институциональные формы для употребления разума и мышления, они легко достраивались новыми институтами. Образованные люди, занимающиеся интеллектуальным трудом, идентифицировали себя в первую очередь с этими институтами (например, институт профессии), и не рассматривали себя участниками некой общности людей, объединенных только наличием образования. В странах, где принятие важнейших решений остается привилегией аристократии, или, позже, к концу 19 века, узурпируется бюрократией, а интеллектуальная деятельность не имеет институциональных форм организации, наличие у человека образования становится достаточным для общественной самоидентефикации. Образованная публика независимо от происхождения (те же самые разночинцы) начинает ощущать себя особой социальной группой – интеллигенцией.

— В эпоху Просвещения легитимизируется частная собственность и частная жизнь, автономизируется личность. В странах, которые успешно справились с этой задачей, четко различается публичное и частное. Никто, включая государство, не может покушаться на частную собственность, но точно так же, никто не может вмешиваться в частную жизнь и пытаться повлиять на частное мнение человека. Разум и мышление относятся к частной жизни, к сфере автономной личности, так же как и верования, идеалы, вкусы и предпочтения. Но продукты и результаты интеллектуальной деятельности могут предъявляться публично. Складывается публичная сфера употребления разума и мышления. В странах, где автономия личности, частная жизнь и собственность с трудом выделяются из публичной сферы, довольно распространены попытки навязывания другим своих взглядов, вкусов, предпочтений и идеалов. Более того, возникает особая прослойка людей – интеллигенция, которые считают своей общественной задачей и жизненной миссией «сеять разумное, доброе, вечное», просвещать других. Не просвещать сферу публичного, общего, политического – от чего эта прослойка изолирована, а просвещать отдельных людей, или целые группы и сообщества, не считаясь с автономией личности.

Этих трех факторов более чем достаточно, чтобы показать кардинальные различия между интеллектуалами и интеллигенцией.

Итак, интеллектуал отличается от интеллигента не своими качествами и достоинствами, а условиями своей жизни и деятельности.

Интеллектуал вписан в социальную структуру, интегрирован с другими социальными позициями и ролями, хорошо адаптирован к разнообразному социальному окружению. Интеллигент хорошо чувствует себя только в среде себе подобных, поисками этой среды он и занимается всю жизнь. Интеллектуал не выделяет себя из народа, нации, общества. У него не существует проблем с самоопределением и идентичностью. Интеллигента же эти проблемы сопровождают всю жизнь, поскольку жизнь его протекает в проблемном обществе, в не устоявшихся нациях.

Западноевропейские нации обходятся без интеллигенции. Почему именно этим странам удалось успешно разрешить проблемы и парадоксы Просвещения – можно разбираться специально. Точно так же, как и специально выяснять, какие именно нации относятся к Западной Европе, а какие нет. С этими вопросами разбирались те же самые западноевропейские интеллектуалы. Кто-то локализует Западную Европу по территории, на которую распространялось в конце эпохи Просвещения действие Кодекса Наполеона – правовой системы, вобравшей в себя идеи Просвещения. Кто-то проводит границу по распространенности принципа майората, ведь благодаря действию этого принципа проблемы, мучающие взрослых интеллигентов, решаются на уровне семейного воспитания детей. Для обсуждения всех этих вопросов формат статьи явно мал. Мне этот экскурс в историю формирования интеллигенции нужен для того, чтобы сформулировать простой тезис-гипотезу. По мере интеграции стран Средней и Центральной Европы в объединенную Европу масса интеллигенция будет сокращаться, и в общественной жизни все большее значение будут приобретать интеллектуалы – люди оперирующие разумом и мышлением в публичной сфере, делающие в публичном пространстве интеллектуальную работу нации, но не вмешивающиеся в частную жизнь людей.

В Беларуси же пока интеллигенция доминирует в общественной жизни. Это доминирование проявляется не только в контроле интеллигенцией всей сферы идеологии, СМИ и образования. Это выражается в запрете на публичную интеллектуальную деятельность. Интеллектуалы в Беларуси уже завелись. Они не просвещают народ, не навязывают обществу своего мнения. Они занимаются своей профессиональной деятельностью, но продукты этой деятельности, своей интеллектуальной работы, они стремятся сделать публичным достоянием, пытаясь повлиять таким образом на принятие важнейших решений в стране. Именно здесь проявляется самое острое противостояние интеллигенции и интеллектуалов. Интеллигенция предлагает всему обществу свое мнение, как самое просвещенное, а интеллектуалы всего хотят, чтобы их мнение учитывалось при принятии общественно-значимых решений. Особенно ярко это проявляется во время референдумов, которые в последнее время стали частым явлением в нашей стране. Пока интеллигенции удается навязать свое мнение широким слоям общества. Интеллектуалы же считают неразумными и решения референдумов, и сами референдумы как способ принятия решений.

Пока беларусское общество уклоняется от европейской интеграции у беларусских интеллектуалов нет шансов стать влиятельной силой в обществе. Беда еще и в том, что у интеллектуалов практически нет, и не может быть, единой позиции, даже в отношении европейской интеграции. Многие интеллектуалы хорошо видят недостатки и пороки объединенной Европы. Но евроскептицизм беларусских интеллектуалов имеет совсем иную природу, чем еврофобия беларуской интеллигенции.

Отличию интеллектуалов от интеллигенции пришлось уделить так много внимания, потому, что на данном этапе развития нашего общества интеллектуалы и интеллигенция не просто имеют много сходного между собой, они сейчас конкурируют влияние в культурном процессе, и эта конкуренция может иметь очень важные последствия для судьбы страны и нации. Дальнейшие категориальные оппозиции разобрать и сформулировать гораздо проще.

ИНТЕЛЛЕКТУАЛ – ТВОРЕЦ. Иногда интеллектуалы что-то творят. Но это не составляет сути их существования. Суть интеллектуалов как раз в потреблении. Они не творцы, а потребители. В том числе и интеллектуальных продуктов. Интеллектуалы ровно настолько интеллектуалы, насколько они потребляют интеллектуальную продукцию. Они читают философов и мыслителей прошлого. Читают для того, чтобы выносить суждения в современности. Если интеллектуалы потребляют современную информацию, то они фактам предпочитают аргументы. Их интересуют не столько события, сколько причины и толкования их, не столько решения, сколько обоснования решений. От интеллектуалов часто ждут и требуют действий, поступков или артефактов. Иногда интеллектуалы даже совершают действия, поступки и создают (творят) артефакты – пишут книги, снимают фильмы, создают новые учебные курсы, разрабатывают стратегии, концепции и программы. Но это их факультативная, а не главная функция. Их главная миссия – выносить суждения. Не просто высказывать свои частные мнения, а публично демонстрировать рассуждение, чтобы публично же предъявлять результаты интеллектуальной работы – суждения, претендующие на всеобщность. Ноэм Хомский (Чомски) не может сам прекратить войну на Балканах, но его суждение об этой войне доводиться до широкой публики и влияет на принятие государственных решений. Не важно, прав он или не прав в своем суждении. Важно, что это суждение разумно, а не эмоционально, свободно, а не ангажировано. И этому суждению должно быть противопоставлено такое же разумное и свободное суждение. Интеллектуал способен на такие суждения не потому, что он их творит сам, а потому, что он их выносит на основании предшествовавшего потребления интеллектуальной продукции, а не бульварной прессы, не идеологических агиток.

Антиинтеллектуализм беларусской элиты и интеллигенции проявляется не в том, что они чего-то не творят, а в том, что они не читают, не потребляют интеллектуальной продукции. Поэтому и суждения их интеллектуально не обеспечены. Мнение о том, что происходит в стране можно сформировать и на основе телепередач БТ. Но полноценное суждение не сформировать без знания Аристотеля, Канта, без критики мировоззрения Алеся Адамовича, без оспаривания суждений Валентина Акудовича.

ИНТЕЛЕКТУАЛ – ОБЫВАТЕЛЬ. В этой категориальной паре сложность не в том, чтобы указать на различие, но чтобы понять сходство. Дело в том, что расхожее противопоставление интеллигенции и обывательства (филистерства) заимствованное беларусами от русской интеллигенции зачастую переносится и на интеллектуалов. Но интеллектуал не противопоставляется обывателю, как не противопоставляется народу, другим социальным ролям и функциям. Интеллектуал разделяет обывательские идеалы и ценности, идентифицирует себя с народом. Интеллектуал живет так же, как живут его соседи. У него такая же семья, такой же дом (квартира), машина, мебель, телевизор, даже диплом о высшем образовании. Незначительные различия можно найти в том, какие каналы включат люди в телевизионном приемнике, какие книги стоят на полке в одинаковых книжных шкафах, какие книги валяются по утрам у изголовья. Но эти различия укладываются просто в диапазон индивидуальных различий Т.е. в частной жизни интеллектуал, может ничем не отличаться от любого другого обывателя. Они различаются публичной жизни. У большинства людей публичной жизни почти нет, или она сведена к минимуму, тогда как интеллектуал обязан вести публичную жизнь. Без этого он либо вообще не отличается от обывателя, либо превращается в маргинального шизофреника.

ИНТЕЛЛЕКТУАЛ – СПЕЦИАЛИСТ. Публичное предъявление разума и мышления часто затрагивают весьма специфические области знания. Суждения в специфических областях пытаются монополизировать специалисты. Экономисты судят об экономике, экологи об экологии, молочники о молоке, газетчики о газетах, военные о войне. Интеллектуалам следовало бы судить об интеллекте. Но как раз это очень мало занимает интеллектуалов. Суждения интеллектуалов часто пытаются дезавуировать именно на основании того, что это не суждения специалистов. Но для того интеллектуал и является потребителем сложной интеллектуальной литературы, чтобы развивать в себе способность разбираться в самых сложных вопросах не хуже специалистов. Не хуже, хотя и иначе чем, специалисты. Как правило, интеллектуал может быть специалистом в одной или нескольких областях. Но не это делает его интеллектуалом. Сделавши карьеру в некоторой профессии, интеллектуал занимает специфическое место в структуре профессии. Чаще всего это место с функцией рефлексии и осмысления самой профессии, т.е это метапозиция, а не позиция специалиста. Это позволяет ему работать с распредмеченными знаниями, в распредмеченных формах. И не только работать, но и вести коммуникацию с другим профессионалами, занимающими аналогичные позиции в других профессиях или системах деятельности. Преодолевая специализацию, выходя за рамки специалиста профессионал вовсе не покидает профессию, не становится философом или методологом. Он просто становится достаточно свободными и оснащенным для занятий другими, самыми разнообразными делами. Будучи оснащенным и свободным для межпрофессиональной коммуникации он готов для публичного употребления своего интеллекта. Выходя в публичное пространство он становится интеллектуалом. Выход в публичное пространство требует некоторой степени известности, популярности, репутации, без этого интеллектуалов не бывает. Если же в публичной ситуации требуется мнение специалиста, то это может быть и никому не известный специалист.

Упоминавшееся выше суждение Хомского о войне на Балканах не является мнением известного лингвиста (специалиста высшей квалификации), но мнением интеллектуала. При этом, Хомский не специалист в военных вопросах или международных отношениях. Он не специалист в вопросах, о которых судит, но и то, в чем он специалист в этом случае никак не востребовано. Не стоит требовать от интеллектуалов того, что следует требовать от специалистов, и наоборот.

ИНТЕЛЛЕКТУАЛ – ХУДОЖНИК, АРТИСТ, ДЕЯТЕЛЬ ИСКУССТВА. Интеллигенция сформировала ряд архетипов общественного сознания, которые оказываются живучими. В частности, к таким архетипам относится гипертрофированная роль искусства в осмыслении общественных и политических процессов и явлений. В обобщенном виде этот архетип не выдерживает критики, но есть в мире искусства одна позиция, о которой я уже упоминал выше, рассматривая генезис русской интеллигенции, которая долгое время претендовала на высший авторитет по всем вопросам. Это писатели. Ладно бы только писатели, препарирующие общество за недостатком научных знаний об этом обществе, чем занимались романисты 19 и 20 веков, но для интеллигенции и «поэт в России больше чем поэт». Нисколько не умаляя роли, места и значения художественного творчества, и поэзии в частности, в духовной жизни человечества, хочется просто напомнить, что не стоит смешивать и путать одно с другим. Публичное предъявления разума не может строиться на поэтических метафорах и гиперболах. Но длительное время, когда интеллектуалы не могли проявиться в Беларуси, их функцию выполняли поэты и писатели. Это не равноценная замена. Но привычка осталась. До сих пор вместо осмысления и рациональной аргументации, нет-нет, да и выскакивают поэтические образы. И не только у одних поэтов, но и людей претендующих на роль интеллектуалов.

ИНТЕЛЛЕКТУАЛ – КЛЕРК, НАЁМНИК, СЛУГА. Это самая простая категориальная оппозиция, но и самая опасная. Публичное предъявление разума может быть только свободным и неангажированным. Возможно, что этот тезис даже и не требует какой бы то ни было аргументации – так много на эту тему сказано и написано. Однако, тенденция использования интеллекта в сервильной функции не исчезает. Возможно, она будет существовать вечно, по крайней мере, пока люди будут стремиться к власти, деньгам. Интеллектуальное обоснование и оправдание действий политиков, военных, чиновников всегда и везде пользуется большим спросом. Беларусь не исключение. В стране много умных, образованных, креативных людей. Государство и бизнес всегда будут привлекать таких людей на службу и работу. Это здорово и хорошо, это необходимо, чтобы государство и бизнес развивались. Но поступая на службу человек утрачивает свою автономность, он становится частью некоего надличностного субъекта, сверхчеловеческого образования.

Но ведь именно в контроле над таким субъектом и состоит функция публичного употребления разума!

Я далек от того чтобы предлагать интеллектуалам никогда не наниматься на службу, не становиться чиновниками или функционерами в бизнесе. Наоборот, я бы только приветствовал такое государство, и такой бизнес, которые привлекали бы интеллектуалов. Но любой государственный чиновник и социально ответственный бизнес обязаны публично представлять обоснования своих действий и решений. Публично, т.е. в СМИ, в публичных выступлениях, в дискуссиях. Они должны вступать в коммуникацию со свободными интеллектуалами. Вовсе не факт, что в такой коммуникации, в серьезных дискуссиях, свободные интеллектуалы окажутся умнее и сильнее толковых и умных чиновников. Но не в том же дело, чтобы выяснить, кто умнее, чиновник или интеллектуал! Дело в том, чтобы разум и интеллект использовались при принятии важнейших для нации и для страны решений.

Сегодня в Беларуси интеллектуалы не у дел. Т.е. задачи Просвещения мы в нашей стране еще не решили.

И беда даже не в том, что диктатура и авторитарный режим не дают интеллектуалам слова, не дают возможности поучаствовать в принятии решений на национальном уровне. Беда в том, что интеллектуалы от этого устраняются. Они бегут от своей социальной функции и миссии. Кто-то бежит в художественное творчество, кто-то в узкую специализацию, кто-то принимает сервильную функцию и интеллектуально обслуживает чужие решения и действия. Большинство же пребывает в предрассудках советской интеллигенции. Бессильной, безвольной, сентиментальной и резонерствующей.

Однако, важно, что интеллектуалы в Беларуси уже есть. Не просто умники и умницы, а публичные фигуры. Пора бы и действовать публично.

worvik.com