Что является сырьем и ресурсами при новом технологическом укладе

Читайте начало:

• Не повторить бы Игорю Мамоненко судьбу Антония Тизенгауза

• Оказавшись вдруг на периферии прогресса — еще не все потеряно. Если начать действовать по уму...

Этот текст-размышление не про Тизенгауза и не про Мамоненко. Скорее для Мамоненко. Игорь Мамоненко вдохновил меня на эти размышления своим проектом "ИТ-страна", и мне очень хочется, чтобы у него все получилось. Это большой и глубокий проект модернизации страны.

Но модернизация — коварный и неоднозначный процесс. Об опасностях модернизации мне уже приходилось писать и говорить. Беларусь успела вступить в процесс индустриализации на самой последней стадии, это привело как к позитивным, так и негативным последствиям. Мы сейчас имеем такую страну и такую нацию, какой она стала, сформировавшись на последней стадии индустриальной эпохи.

Проект Мамоненко предполагает вступление Беларуси в новый глобальный технологический уклад, пусть и не на первой стадии, но близко к началу. Это накладывает совсем иные требования на подходы к технологиям, экономике и политике. Иные — это какие? Это еще предстоит понять и сформулировать. Но уже сейчас понятно, что простое копирование опыта и действий лидеров нового технологического уклада — плохой подход. Из такого копирования никогда и нигде ничего хорошего не получалось. Опыт Тизенгауза — лучший пример этого.

Мамоненко — не единственный агент модернизации в нашей стране. Почему я вдохновился именно его проектом? Почему не Кирилл Рудый, например, или не Виктор Прокопеня? Об этом я порассуждаю позже. Мне еще предстоит разобрать несколько важнейших особенностей всех промышленных и научно-технических революций. И я размышляю об этом как философ. Не экономист, не историк, не технократ или "крепкий хозяйственник". Философская работа отличается от любой профессиональной и дисциплинарной работы. В философии я не могу отталкиваться от прежних концептов, мне нужны новые. Нужен новый свежий взгляд на прошлое, чтобы увидеть и описать специфику будущего. В прошлом я могу найти ошибки и затруднения, которые могут указать мне на опасности здесь и сейчас и в будущем. Развитие — это путь в неизвестное и неопределенное будущее, путь, полный опасностей, подвохов и ловушек. Двигаться по пути развития нужно осторожно, но быстро. Выигрывают лидеры, первые. Аутсайдерам и отстающим достаются только издержки развития.

До того, как перейти к другим аспектам НТР, мне нужно разобраться с новым содержанием некоторых старых категорий.

Каждая НТР имеет вполне определенные предпосылки и вполне конкретные последствия, соответствующие этим предпосылкам по модальности.

Предпосылки НТР могут быть типологизированы:

• географические и природные предпосылки;
• культурно-исторические предпосылки;
• экономические;
• социальные и политические;
• эпистемологические, научные, технические.

Точно так же — и последствия:

• географическим и природным предпосылкам соответствуют геоэкономические и экологические последствия;
• культурно-историческим предпосылкам соответствуют культурные изменения и исторические судьбы народов, включенных в НТР на разных стадиях и реализующих разные подходы;
• экономические последствия: прогресс или упадок;
• социальным и политическим предпосылкам соответствую социальные потрясения и смена политических режимов;
• эпистемологическим, научным, техническим предпосылкам соответствуют аналогичные изменения в области образования, науки и технологий.

Все эти связки предпосылок и последствий подлежат анализу и программированию. Если мы хотим получить позитивные результаты для страны, нации и каждого конкретного человека, разумеется. Мы можем ничего не хотеть, пусть все течет, как течет, как-то же все равно будет. Ведь никогда такого не было, чтобы никак не было, как говорит Валентин Акудович.

Так вот, даже беглый взгляд на предпосылки и последствия первой промышленной революции (первого глобального прецедента смены старого технологического уклада на новый) ставит несколько метафизических вопросов, без анализа которых невозможно двигаться дальше.

Попробую сформулировать один из таких вопросов, который касается категорий "ресурсы" и "сырье" в самом широком смысле.

Помним, что первая промышленная революция произошла в Англии, где для этого были все предпосылки, а весь остальной мир переживал ее последствия.

Философы в Англии занимались осмысление и пониманием происходящих процессов и щедро делились своими знаниями со всем остальным миром. Пожалуй, не открою ничего нового, назвав Адама Смита главным английским философом эпохи промышленной революции. Адам Смит создавал новое знание, необходимое для выработки адекватных подходов в эту эпоху. Эти знания были доступны не только в Англии, но и в других европейских странах.

Так, все, кто изучал русскую литературу, знают эти строки из "Евгения Онегина":

Не мог он ямба от хорея,

Как мы ни бились, отличить.

Бранил Гомера, Феокрита;

Зато читал Адама Смита

И был глубокой эконом,

То есть умел судить о том,

Как государство богатеет,

И чем живет, и почему

Не нужно золота ему,

Когда простой продукт имеет.

Отец понять его не мог

И земли отдавал в залог.

Пушкин писал свой роман с 1823-го по 1830-й год, на этот период приходится восстание декабристов, подготовка восстания в Литве, контрреволюция и реставрация во Франции. Его герой зачем-то читал Адама Смита. Но какой толк от этого чтения, если "отец понять его не мог", а он сам тоже никак не мог использовать экономические знания в условиях крепостнической России?

Я слышу и читаю множество рассуждений про ИТ-страну, про искусственный интеллект, про нанотехнологии, шестой технологический уклад и все такое. Большая часть написанного на русском (и беларусском) языке вызывает в моей памяти эти строки из Онегина.

Знания политэкономии Адама Смита было необходимо в Англии и совершенно бесполезно для Онегина, дворян и помещиков в Российской империи, в которую тогда входила и Литва-Беларусь. Все, на что годились тогда политэкономические знания, это салонные разговоры и бурчание псевдоинтеллектуалов. Даже революционным декабристам это было не нужно.

Примерно это же происходит сейчас в информационном и медиапространстве Беларуси, России, Украины и других стран. Но салонные разговоры салонными разговорами, а в мире происходят реальные изменения. И чтобы их понять, нужно снова обратиться к истории бывших ранее промышленных революций и рассмотреть их историю в нужных категориях.

Что создает первая промышленная революция?

Чаще всего на этот вопрос дают продуктный ответ. Первая промышленная революция создала паровой двигатель, заменивший конную тягу и водяное колесо, фабрику, заменившую мануфактуру, создала пролетариат и буржуазию, создала капитал.

Но первая промышленная революция создала новые потребности. Что такое потребности? Это то, чего не хватает. Англии не хватало зерна и продовольствия, не хватало сырья и ресурсов. Производство товаров с высокой добавленной стоимостью вело к повышению уровня жизни в Англии (не для всех, разумеется). Общее повышение уровня жизни вызвало демографический взрыв. Рост населения требовал интенсификации сельского хозяйства. Интенсификация сельского хозяйства вела к истощению плодородия почв, что отразил в своих апокалиптических размышлениях Томас Мальтус — второй по значимости мыслитель эпохи промышленной революции. Тяжесть производства продовольствия Англия перекладывает на страны-экспортеры продовольствия. Производство продовольствия на экспорт с низкой добавленной стоимостью требует экстенсивного земледелия, что ведет к закреплению архаичных социальных отношений в странах-экспортерах.

Высокая добавленная стоимость в английской промышленности порождает высокую потребность в сырье и ресурсах для дальнейшего развития. Часть ресурсов добывается в самой Англии, возникают новые отрасли экономики: угледобыча, производство кокса, черная металлургия, создаются новые профессии и рабочие места. Но дефицит ресурсов и сырья сохраняется. Их приходится искать вне самой Англии, в результате колониальные завоевания расширяются, и колониям навязывается сырьевой и освоительный тип экономики.

В чем промышленная Англия нуждалась в первую очередь:

• шерсть и хлопок — сырье для текстильной промышленности;
• уголь — основное топливо в эпоху пара и сырье в металлургии;
• руда и металл — сырье для металлургии;
• дешевая рабочая сила — крепостные в странах, производителях продовольствия, рабы на хлопковых плантациях;
• деньги — ресурсы для акционерного капитала и инвестиций в новые предприятия, ресурсы для импорта всего необходимого в стране с высоким уровнем жизни и, значит, с высоким уровнем потребления.

Все, в чем быстро развивающаяся английская промышленность остро нуждалась, производилось в других странах и частях мира. Европа поставляла продовольствие, колонии отчасти тоже, но еще и полезные ископаемые, Африка поставляла рабов на плантации хлопка и сахарного тростника.

Богатая Англия могла диктовать экспортерам сырья и ресурсов свои условия, экономические стратегии и правила игры. Одним из главных условий и требований была низкая добавленная стоимость и маржинальность сырьевых отраслей и дешевая рабочая сила в колониях и странах-экспортерах.

Это можно считать чем-то вроде общего закона промышленной революции. Закон связки производства-потребления, или предложения-спроса.

Промышленная революция выбрасывает в мир старые товары, производимые с низкой себестоимостью, но с высокой добавленной стоимостью. Технологическое обновление производства старых товаров порождает высокий спрос в сырье и ресурсах. Высокий спрос порождает предложение. Производителей сырья и ресурсов намного больше, чем потребности в сырье и ресурсах. Производители зерна, хлопка, угля и металла начинают конкурировать между собой за удешевление производства, чтобы быть привлекательными для основного потребителя.

Удешевление производства сырья и топлива, или снижение его себестоимости, возможно двумя способами:

• Внедрение новых производительных технологий. Это ведет к распространению достижений промышленной революции и технологий во всем мире, к индустриализации, растянувшейся почти на полтора века;
• Консервация и архаизация социальных отношений, сохранение крепостничества и рабства в колониях и странах-экспортерах сырья и ресурсов. Соответственно, это приводит к социальным кризисам и революциям.

Самое неприятное, что страны, обслуживающие промышленное развитие Англии и тех стран, которые первыми вступили на путь индустриализации, не всегда свободны в выборе своего пути и стратегии экономического и социального развития.

Технологическая модернизация различных отраслей экономики неравномерна, а гетерохронна. Технологическое развитие текстильной промышленности, транспорта (железных дорог), металлургии шло очень быстро. Уже к середине XIX века вся Европа и Северная Америка были покрыты сетью железных дорог, пароходы вытесняли парусники в морских и речных сообщениях, открывались новые месторождения угля и железной руды, в городах дымили металлургические заводы. Но химическая промышленность только зарождалась и в тот период была практически бесполезна для сельского хозяйства. Паровые двигатели внедрялись только на узких участках земледелия, паровые молотилки уже были, но, скорее, как экзотика, поскольку пахать приходилось все еще на конской тяге. Сельское хозяйство смогло воспользоваться достижениями индустриализации только в XX веке.

Первыми после Англии вступили на путь индустриализации страны Западной Европы. К этому подталкивали войны и революции, милитаризация Пруссии и ее агрессивная политика. Турция и Россия даже после поражений в балканских и Крымской войнах не могли начать индустриализацию в силу архаичного социального и политического устройства. США стали догонять Англию только после гражданской войны промышленного севера и плантаторского юга.

Итак! Для первой промышленной революции и длительной эпохи индустриализации достаточно понятно, что является сырьем и ресурсами, которые лидеры промышленного развития выкачивают из периферийных стран и регионов, навязывая им экономические стратегии.

А что является сырьем и ресурсами в нынешней НТР при новом технологическом укладе?

Какие острые потребности возникают у лидеров нового технологического уклада, которые они попытаются удовлетворить за счет отстающих стран? Не в силу своих вредных империалистических склонностей и "нелюбви к славянам", а только в силу действия печального закона прибавочной стоимости:

1. На Планете больше не осталось неосвоенных земель, которые можно осваивать для добычи сырья и ресурсов. Все источники природного сырья давно открыты и поделены.
2. Ни одна страна в отдельности больше не является местом локализации НТР и нового технологического уклада, лидерами нового технологического уклада являются транснациональные компании и новые отрасли экономики.
3. Новый технологический уклад тотально распространяется на все сферы и отрасли экономики, затрагивая даже жизнеобеспечение. Поэтому нет такой гетерохронности отраслей, как это было в эпоху индустриализации.

Уже давно экономическая мысль стала рассматривать знания и информацию как новый тип ресурса в новом технологическом укладе. Если во времена Онегина знание политэкономии и чтение Адама Смита было совершенно бесполезно для жизни русского дворянина, то сейчас знание всех новых разработок является одним из главных конкурентных преимуществ. Это касается не только технологических знаний, но и социальных и гуманитарных.

Искусственный интеллект делает информацию (большие данные) одним из важнейших ресурсов развития. Умелая и быстрая обработка больших данных дает самую высокую добавленную стоимость в торговле.

Что еще?

Лидеры нового технологического уклада имеют острую нужду в том, чем они не владеют и чем владеют страны и регионы, пока еще недостаточно включенные в инновационные процессы. И в чем же эта нужда? Что является самым большим дефицитом в очагах бурного развития технологий?

Ответ на этот вопрос жизненно важен для таких стран, как Беларусь, которые пытаются найти себе место в новом мировом порядке, не обладая очевидными преимуществами в виде обычного сырья и традиционных ресурсов.

Можно предположить, что, как и в первую промышленную революцию, так и теперь, лидеры технологического развития нуждаются в современном сырье, в новых ресурсах. Таким ресурсами являются люди, знания, идеи и изобретения.

Но если мы рассматриваем людей (человека) как экономический ресурс, то речь идет о стоимости этого ресурса, о стоимости рабочей силы. Понятно, что лидеры технологического развития заинтересованы в удешевлении стоимости рабочей силы.

Если мы рассматриваем знания, идеи и изобретения как экономический ресурс или даже как сырье для информационного этапа технологического развития, то резонно предположить, что лидеры заинтересованы в низкой стоимости этого сырья, чтобы, употребив его и использовав, получить высокую добавленную стоимость. По аналогии с "законом" и принципом прошлых НТР.

Если это так, то можно уподобить стартапы в современных условиях угольным копям и шахтам начала XIX века.

Скупка стартапов приносит прибыль не тем, где они рождаются, а тем, кто их покупает, тем, кому они нужны.

Много ли, мало ли в нашей стране стартапов, идей и изобретений — важно не это.

Важно, кому и где они нужны, кто из них извлекает пользу и получает продукты с высокой, даже сверхвысокой добавленной стоимостью.

Дальнейший анализ должен дать ответ на пушкинский вопрос: "Как государство богатеет и чем живет, и почему не нужно золота ему, когда простой продукт имеет?" Онегин знал ответ на этот вопрос, который дал Адам Смит.

Знаем ли мы ответ на современную версию этого вопроса?

Что такое этот "простой продукт"? И имеем ли мы его? И умеем ли мы им распорядиться?

Пока мы задешево продаем свои стартапы и предлагаем лидерам нашу дешевую рабочую силу. Нас это устраивает?

* * *

Словарь к последнему фрагменту

Товар, продукт, материал, сырье, ресурс.

Натурализм в определении категорий очень вредный подход. Ни одно из перечисленных слов не имеет натурального воплощения, нет таких вещей, на которые можно указать пальцем и сказать, что это товар, продукт, материал, сырье, ресурс.

Возьмем, например, "зерно".

Что такое зерно? Это может быть биржевой ТОВАР — например, 10 тонн ячменя. А может быть 20 тонн пшеницы. Товаром эти тонны чего-то там становятся только в процессе обмена или купли-продажи. Куча зерна может быть просто фуражом, кормом для скота. Но, выставленная на продажу, она становится товаром.

А до того, как зерно стало товаром, оно было ПРОДУКТОМ. Земледелие как отрасль экономики производит продукцию — например, пшеницу или ячмень. Для земледельца это ПРОДУКТ, который можно употребить в натуральном хозяйстве, печь из него хлеб или гнать самогон. А можно превратить его в ТОВАР, выставив на продажу.

ТОВАР, выставленный на продажу, может быть куплен для потребления, например, как фураж-корм, тогда он снова из ТОВАРА становится ПРОДУКТОМ питания.

Но тот же ТОВАР может быть куплен в качестве СЫРЬЯ для производства пива, например. Зерно становится СЫРЬЕМ только в процессе производства. Для производства виски или пива ячмень является СЫРЬЕМ и МАТЕРИАЛОМ, твердые сорта пшеницы являются МАТЕРИАЛОМ и СЫРЬЕМ для производства макарон.

А когда зерно становится РЕСУРСОМ? И является ли оно РЕСУРСОМ? Да, оно может быть ресурсом, когда еще не выросло и не созрело.

Фермер, собираясь построить мельницу или завести страусов на своей ферме, нуждается в деньгах. Эти деньги можно получить в кредит, например, под фьючерсную продажу зерна, которое он посеет на своей земле. Тогда земля, отведенная под посев зерна, и прогнозируемый урожай становится РЕСУРСОМ для развития фермы.

Не бывает никаких ресурсов, сырья, материалов, продуктов, товаров вне сферы человеческих отношений, вне деятельности.

Нефть в Аравии — это ресурс транснациональных корпораций. Но эта нефть становится ресурсом только тогда, когда разведаны месторождения, когда есть инвестиционные деньги в ее добычу, инфраструктура в Аравии и соглашение о ее продажи нефтеперерабатывающим заводам. Без всего этого, нефть — это просто грязь.

Дешевая квалифицированная рабочая сила (тысячи программистов в Беларуси) — это что?

Это ТОВАР? Да, если это продается.

Это ПРОДУКТ? Да, это продукт нашей системы образования.

Это СЫРЬЕ? Ну, люди — не сырье, это скорее РЕСУРС, если кто-то собирается использовать эту дешевую квалифицированную рабочую силу для производства чего-нибудь, например, программных ПРОДУКТОВ, и извлекать из этого прибыль, получать добавленную стоимость. Тогда дешевая квалифицированная рабочая сила становится ТОВАРОМ в сделках продавца с покупателем. Покупатель рассматривает эту дешевую рабочую силу как свой РЕСУРС.

Чей это ресурс?

Кто покупатель дешевой квалифицированной рабочей силы, продуктов, которую она производит, и конечный бенефициарий этого?

Текст впервые был опубликован в блоге Владимира Мацкевича в Фейсбуке: