Общественные консультации, диалог и народовластие «по-беларусски»

В период обострения идеологического кризиса конца 80-ых начала 90-ых годов советская система противопоставлялась демократии и правовому государству. Было принято считать, что советское общественное устройство представляет собой полную противоположность демократии. Для идеологических баталий такого представления вполне достаточно, но если разбираться глубже, анализировать реальность и основания советского общественного устройства, то придется вспомнить, что категория демократии всегда применялась советскими идеологами по отношению именно к советской власти и общественному строю в СССР. Утверждалось, что именно большевики и КПСС устанавливают и поддерживают истинную демократию и народовластие. Это никак не опровергает характеристику советского режима как диктатуры, но требует подробного анализа советских представлений о демократии и народовластии.

Идеологи  большевизма почти все они были самоучками и не имели систематического образования. Они вдохновлялись наивными и архаичными идеями, не соотнося их с реалиями социальной организации начала ХХ века. Еще в 1905 году большевики противопоставили сословной и бюрократизированной системе местной власти принцип непосредственной народной демократии. В советах рабочих депутатов того образца решения принимались представителями «низов». Впоследствии Ленин сформулировал идеал непосредственной демократии словами – «каждая кухарка должна уметь управлять государством».

Не углубляясь в историю и генезис современной демократии, следует признать, что и советская власть и современные демократические институты в Европе и Америке происходят из одного корня. Из непосредственной демократии античных и средневековых городов-государств, общин и коммун. Но современная Западная демократия является результатом длительной эволюции, в которой при сохранении древних демократических идеалов выработаны институциональные формы реализации полноты этих идеалов. Кроме того, она вобрала в себя и эволюцию представлений о человеке и о знании, способности к суждению и оценке. Советский строй отрицал все достижения цивилизационного развития и пытался напрямую возродить идеалы прямой демократии в новом общественном устройстве. Однако непосредственная демократия возможна только в небольших общинах и коммунах, тогда возможно собрать всех на общее собрание и принять решение голосами каждого, кого это решение касается. При росте общин, многократном увеличении количества граждан непосредственная демократия, так или иначе, переходит в представительную. Для этого вырабатываются и поддерживаются представительные институты и традиции. Если этими институтами, механизмами и традициями пренебрегают, то на базе непосредственной демократии образуется та или иная форма диктатуры или тирании. Этому была масса примеров в древности и средневековье. Это же произошло с советским строем.

Советская власть представляла собой многоуровневую систему советов: от сельских и поселковых до Верховного Совета народных депутатов СССР. Во всех этих советах самым тщательным образом выдерживались нормы представительства. Пропорционально составу населения в советах были представлены депутаты всех социально-демографических категорий, рода занятий и профессий, этнической и национальной принадлежности, игнорировалась только конфессиональная структура. На основании полноты представительства советскими идеологами утверждалось, что именно так реализуется народовластие. В результате решение и сложных, и простых вопросов принималось голосами некомпетентных и неподготовленных представителей. Депутаты советов всех уровней на несколько дней в году отрывались от своих станков, полей в колхозах или от научных занятий, от того, в чем они компетентны. Они собирались в залы заседаний, где на них вываливался ворох документов и решений, за которые они должны были проголосовать. Даже если они успевали прочитать эти документы, у них не было возможности ни разобраться с ними и проанализировать, ни заказать экспертизу и проконсультироваться со специалистами. При такой организации работы советов нивелировались компетенции всех депутатов и академик, и колхозник оказывались в равной мере не компетентны. И если в 20-ые и 30-ые годы в советах разных уровней еще возникали какие-то споры и дискуссии, то несколько десятилетий реализации такой практики народного «представительства» у депутатов выработалась привычка только голосовать, причем всегда «за».

Все понимали имитационный характер советов и то, что они только легитимизируют решения, выработанные и принятые бюрократией. Бюрократия считалась ответственной за все ошибки, а все положительны решения и достижения приписывались руководящей роли коммунистической партии. Партия сама ставила задачи бюрократии, сама контролировала ее деятельность и взыскивала с бюрократов за ошибки. Так непосредственная демократия переродилась в полную диктатуру коммунистической партии. Внутри самой партии происходило, практически, то же самое, и сама партия находилась в диктаторском управлении партийной номенклатурой.

В конце 80-ых годов такое положение дел  стало нетерпимым. Первые попытки исправить это положение дел, названные «перестройкой», состояли в возврате к первоначальным идеалам непосредственной демократии. В истории этого периода были и революционные преобразования советской системы в направлении к цивилизованным формам социальной организации, и уродливые формы, которые возникали время от времени. 

Беларусские формы демократии – референдум, всебеларусское собрание…

В первые три года президентства Александра Лукашенко происходил возврат от неустоявшихся цивилизованных норм государственного управления, к архаичным  формам непосредственной демократии. Неотложные задачи, стоящие перед независимой Беларусью, первый президент пытался решать не через согласование с представительными органами власти, а апеллируя непосредственно к волеизъявлению народа и опираясь на народную поддержку решений. В практику государственного управления были введены референдумы. Очень характерный пример дает референдум по изменению конституции 1996 года. Когда текст изменений и исправлений в Конституцию был опубликован только через неделю после начала досрочного голосования за эти изменения. Народ голосовал примерно так же как советские депутаты, целиком полагаясь на тех бюрократов, которые выработали решение. Президент делал попытки устранить или заместить сам институт парламентаризма, собирая всебеларусские народные собрания. Состав делегатов этих собраний также должен был представлять структуру беларусского общества. И к решениям этих собраний Лукашенко апеллировал в борьбе против парламента и политической оппозиции.

Отсутствие  традиций парламентаризма, слабость беларусских  социальных и гуманитарных наук, тотальная правовая безграмотность населения приводили к тому, что беларусское общество не замечало институциональной и процедурной разницы между парламентом и общенациональным собранием. В результате сам парламент утратил свойства органа современной представительной демократии и был низведен до статуса народного собрания.

Разница между этими органами, которая не улавливалась беларусами, лежит не столько в структуре представительства сколько в процедурах и механизмах их формирования и организации работ. Парламент невозможен без политики, без конкурентной борьбы, и множества процедур опосредования и контроля за выборами. Современные Национальное собрание Беларуси (Палата представителей и Совет республики) формируются без политической борьбы и конкуренции на выборах. В работе самого парламента отсутствует политическая составляющая, там не представлены партии, нет фракций, нет дискуссий, а парламентские комиссии не пользуются консультациями экспертов и общественных групп. Парламент работает как придаток правительства, уступая правительству по компетентности  и подготовленности в тех вопросах, которые он решает. Современное общественное устройство Беларуси и место в нем гражданского общества строится на реализации в нем этих принципов непосредственной демократии.

Наиболее обобщенная схема демократии и народовластия «по-беларусски» выглядит следующим образом.

1. Народ – нечто целое, единое и неделимое.
2. Поскольку цельность и неделимость народа противоречит здравому смыслу и эмпирике, то за народ принимается только большинство. Соответственно все и все, кто не разделяет мнения большинства, отличается от него, народом не считается.
3. Власть в Беларуси выступает от имени народа и за народ, поэтому обязана советоваться с народом.
4. Коммуникация власти с народом строится либо в одностороннем порядке (власть спрашивает, народ отвечает), либо иррациональным образом – власть угадывает мнение народа и высказывается от его имени.
5. Спрашивая мнение народа, власть вынуждена выделять из народа спикеров, озвучивающих мнение народа, то есть большинства. Все несовпадающие с мнением большинства высказывания в расчет не принимаются, как ненародные.
6. Чтобы такая коммуникация велась непрерывно, необходимо осуществлять постоянное сепарирование или отделение народа, с которым власть советуется от ненарода или антинародных элементов.
7. Ненародом или антинародными элементами властью признаются те, кто нарушает принятый односторонний порядок коммуникации. Всякий, кто не является представителем власти, но проявляет инициативу в коммуникации (спрашивает у власти первым) исключается из народа. Точно также антинародными признаются попытки угадывать мнения народа и выступать от его имени всем, кто не входит в высшие эшелоны власти.

Такая схема коммуникации может использовать категории, звучащие одинаково в  риторике беларусской власти и в риторике  демократического Запада. Например, категории «народ», «диалог», «общественное мнение», «общество». Но в западной демократической традиции категория «народ» не знает исключений, при этом, народ не представляется чем-то целым и неделимым, это изначально нечто множественное и разнообразное. Там немыслимо считать кого-то ненародом. Диалог предполагает равенство участников: любой участник диалога может спрашивать и вправе рассчитывать на ответ. Во многих случаях со стороны власти в демократической традиции ответ является обязательным. Власть обязана отчитываться за свои действия и решения перед народом, не зависимо от того, относится ли вопрошающие представители народа к большинству или к меньшинствам. Именно общность и кажущаяся одинаковость используемых категорий и понятий приводит к постоянным недоразумениям во взаимодействиях беларусских властей с западными странами. И это же кажущаяся  одинаковость  понятий открывает перед беларусским режимом возможности симуляции демократических процессов и преобразований.

Гражданское общество в Беларуси начало формироваться  в годы перестройки и развиваться  в первые годы независимости и  относительной демократии. После  государственного переворота 1996 года и возврата к упрощенным формам советской  власти гражданское общество Беларуси сумело выжить и остается фактором, воздействующим на общественные процессы. Не в последнюю очередь гражданское общество в Беларуси существует за счет поддержки со стороны Европы и США, а также благодаря общей демократизации и либерализации на постсоветском пространстве. А поскольку маленькая Беларусь очень зависима от внешнеэкономических факторов и от международной политики, то беларусское государство в той или иной форме вынуждено считаться с международными нормами. Являясь членом многих международных организаций, вступая в двусторонние отношения, беларусские власти обязаны привлекать общественные, негосударственные структуры для реализации программ, в которых они заинтересованы. Но сама природа беларусской диктатуры, восходящая  к советским образцам, мировоззренческие и идеологические установки государственного истеблишмента, противятся реализации современных демократических механизмов. Поэтому, будучи вынужденным считаться с европейскими требованиями и нормами, в отношении гражданского участия, беларусское государство симулирует гражданское участие, либо создавая превдообщественные структуры, выдаваемые международным наблюдателям и партнерам за гражданское общество, либо манипулируя реальными структурами слабого гражданского общества. Эти манипуляции гражданским обществом и общественным мнением до последнего времени удаются достаточно легко в силу слабости и главное недостаточной компетентности самого гражданского общества. 

Прецеденты общественного диалога или симуляции гражданского участия в Беларуси

Общественно-политический диалог 1999-2000 гг.

   К 1999 году беларусский режим практически  закончил построение государственной  вертикали власти и реализовал намеченный порядок и организацию общественной и государственной жизни. Но международными институтами и большинством европейских стран  и других членов ОБСЕ беларусский режим не признавался легитимным. ОБСЕ и Совет Европы признавали легитимным парламентом Верховный Совет, избранный в 1995 году по Конституции 1994 года. Но реально действующим в стране парламентом было двухпалатное Национальное собрание, нижняя палата которого была составлена из лояльных депутатов Верховного Совета, а верхняя – практически целиком была назначена президентом. В традициях западной демократии такое положение дел признавалось недопустимым, но полностью укладывалось в представления о демократии беларусского режима по описанной выше схеме. Стамбульский саммит ОБСЕ, в котором участвовал и президент Лукашенко, принял резолюцию, 22 пункт которой обязывал беларусские власти, признаваемые де факто, начать диалог с теми представителями Верховного совета, которые оставались для ОБСЕ законным парламентом. Поскольку депутаты Верховного совета были лишены реальных механизмов власти, то в диалоге должны были участвовать поддерживающие их оппозиционные партии и структуры гражданского общества. Весь диалог организовывался при посредничестве миссии ОБСЕ в Беларуси. Основной темой диалога должны были стать конституционные противоречия, или различия между вариантами Конституции 1994 и 1996 годов. В процессе подготовки и ходе диалога во всей полноте проявились архаичные представления и установки властей, и неготовность к диалогу политической оппозиции и гражданского общества.

Власти втянули в диалог представителей «большинства» - лесоводов, ветеранов войны и труда и т.д., которых они рассматривали как представителей народа и общества. От этих представителей было получено полное согласие, на которое рассчитывали – «противоречия отсутствуют». Представители оппозиции и «меньшинства» гражданского общества проигнорировали ситуацию диалога, посчитав, что он все равно не состоится. Через два месяца участники диалога просто перестали собираться, не придя ни к какому результату. 

Беларусские власти не отказывались от выполнения резолюции стамбульского саммита ОБСЕ. Они даже приложили усилия для организации диалога и созыва участников в соответствии со своим представлением о том, кто есть народ Беларуси, с которым они готовы вести «диалог» или советоваться. На возражения со стороны миссии ОБСЕ, что в диалоге так и была представлена альтернативная позиция, власти отвечали традиционным способом – эта позиция не отражает мнение народа, а только отдельных людей. И с этим мнением отдельных людей можно не считаться. Власть требует от ОБСЕ считаться с выбором народа. Упорство со стороны ОБСЕ и отдельных деятелей беларусской оппозиции объявляется вмешательством во внутренние дела Беларуси.  

Европейские программы в экономике и безопасности, чернобыльских программах.

    Опыт  реализации помощи развитых стран странам третьего мира показывает, что выделяемые средства в странах реципиентах тратятся не по целевому назначению, приводят к коррупции и оседают в теневом секторе экономике. Поэтому достаточно давно в программах технической помощи, а также других целевых программах, финансируемых странами первого мира, предусматривается общественный контроль и широкое участие в реализации этих программ не только государства, но и бизнес-структур и НГО. Будучи заинтересованными в западной помощи, государства третьего мира вынуждены идти на уступки, облегчая создание и регистрацию НГО, улучшая бизнес среду. Но в некоторых случаях диктаторские режимы идут по другому пути. Они создают коррумпированный бизнес и симулятивные общественные организации, так называемые государством организованные НГО (ГоНГО). Затем ГоНГО выставляются как структуры гражданского общества для реализации совместных с Западом программ, иногда целиком вытесняя из той или иной сферы реальные общественные организации.

    Наиболее  характерным образом это явление в Беларуси можно наблюдать на материале чернобыльских фондов. Развитые страны активно участвовали в ликвидации последствий Чернобыльской аварии. В эпоху перестройки и первые годы независимости западная помощь способствовала повышению общественной активности и возникновению экологических организаций, специализированных социальных организаций, занимающихся решением отдельных проблем, распределением гуманитарной помощи пострадавшим, оздоровлением детей и населения, зараженных территорий.  В годы экономического упадка программы западной технической и гуманитарной помощи пострадавшим регионам выглядели очень большими поступлениями на общем небогатом фоне. Эти деньги поступали и распределялись не по государственным каналам. После 1994 года беларусский режим не захотел с этим мириться. Предпринимались попытки перенаправить техническую и гуманитарную помощь с третьего сектора на государство. В тех случаях, когда они не имели успеха, начиналось ограничение свободы деятельности общественных фондов и организаций, а иногда и прямое преследование этих организаций или их лидеров. Вместо этих организаций западным донорам предлагались искусственно созданные ГоНГО. В некоторых случаях они выглядели более профессиональными и эффективными партнерами для доноров. Поэтому западные фонды и структуры легко соглашались на сотрудничество с ними. В конечном итоге это привело к полному огосударствлению программ помощи пострадавшим от чернобыльской катастрофы.

    Аналогичные процессы протекали и в других сферах деятельности. В программах, которые затрагивали компетенцию силовых структур, например, обустройство границы, запрет и ликвидация тех или иных видов вооружений, борьба с трафиком людей и наркотиков и т.д. власти вообще не церемонились и рассматривали участие ГоНГО просто как техническое условие выделения денег по этим программам. Поэтому создавали фиктивные организации, существующие только на бумаге, а представителями этих фиктивных НГО назначались государственные чиновники. Также просто решались вопросы в сфере бизнеса и предпринимательства. Беларусское правительство фактически самостоятельно учреждало разного рода объединения и ассоциации производителей тех или иных услуг и товаров, ассоциации нанимателей или защиты прав потребителей. В результате многие организации, являясь на бумаге общественными, фактически являются подразделениями министерств и ведомств.   

Удвоение общественных организаций.

Организации и объединения, формально считающиеся негосударственными, существовали еще в Советском Союзе. Это были разного рода комитеты защиты мира, ДОСААФ, организации охраны памятников культуры или природы и др. Особое место среди них занимали так называемые творческие союзы – Союзы писателей, кинематографистов, композиторов, архитекторов  и т.д.. Некоторые из этих союзов стали активными участниками процессов демократизации в годы перестройки, например, Союз кинематографистов, Союз писателей. Другие же были либо индифферентными, либо наоборот, очень консервативными. Демократически настроенные профессионалы, будучи не в силах реформировать консервативные и застойные организации такого рода, выходили из них и создавали новые. Так, например, была создана БАЖ (Беларусская ассоциация журналистов), поскольку существующий Союз журналистов никак не участвовал ни в развитии демократических средств массовой информации, ни в защите свободы слова, ни в защите подвергающихся преследованиям журналистов. Власти воспользовались существовавшим прецедентом «удвоения» некоторых организаций и начали сами стимулировать этот процесс. Ярким прецедентом является «удвоение» Союза писателей. Причиной создания прогосударственного Союза писателей стала не только неуступчивость руководства и большинства его членов, их демократические устремления, но и собственность, принадлежавшая Союзу писателей еще с советских времен. Недвижимость в центре Минска, дом творчества под Минском были привлекательными с коммерческой точки зрения. Эту собственность пришлось у Союза писателей экспроприировать, но и это не сделало писателей покладистыми и зависимыми. Тогда власти инициировали раскол писательской организации и создание «нового» Союза писателей. Аналогичным образом власти поступили со строптивым Союзом поляков.

Наличие двойных общественных объединений  и союзов позволяет эффективно и эффектно консультироваться и вести диалог с гражданским обществом, формально соблюдая все требования демократического устройства общества. 

Общественно-консультативные советы

Первые  тематические или ведомственные  общественно-консультативные  советы возникали в сферах, где разворачивались программы европейской помощи. Они рассматривались властями как технические элементы этих программ. В некоторых случаях общественные организации пытались пользоваться создаваемыми советами в интересах гражданского общества и в интересах тех целей, которые они перед собой ставили. Например, так происходило с экологическим советом. Но позитивных прецедентов использования ведомственных общественно-консультативных советов почти нет.

Новый период в истории этой формы был  открыт с созданием в январе 2009 года Общественно-консультативного совета при Администрации президента. Сфера его компетенции очень широка и затрагивает интересы практически всех остатков гражданского общества в Беларуси. Его создание и темы, выносимые на его заседания, привлекают повышенное общественное внимание. Такое же внимание обеспечено и тем общественным советам, которые стали создаваться уже после, поскольку именно факт создания Общественно-консультативного совета при Администрации президента и характер его деятельности со всей очевидностью высвечивает симуляцию. Сейчас вопросы общественной активности и общественного контроля и диалога не замыкаются на отдельных программах западной помощи или локальных и частных вопросах. Они помещаются в рамки Восточного партнерства. Когда необходимость реформирования осознается не только в оппозиции и гражданском обществе, но и в высших эшелонах власти, симулировать демократические преобразования и диалог по-прежнему можно, но симуляция уже не приносит властям прежних дивидендов. Режим все еще пытается не действовать, «делать вид», не проводить реформы, симулировать их. Но раньше в качестве выигрыша за симуляцию режим получал ослабление критики в свой адрес и выигрывал время. Этого ему было достаточно. Сейчас ему необходимо нечто иное: не просто имидж, но кредиты и инвестиции, не просто отсутствие критики, а отмена санкций, не просто обмен визитами и делегациями, но свободная торговля и новые рынки. 

До сих  пор беларусскому режиму удавалось обводить вокруг пальца политических оппонентов внутри страны, Европу и даже Россию. На этом основании многие наблюдатели полагают, что сейчас ему удастся также поступить и с Евросоюзом и Восточным партнерством, подсунув партнерам несколько подделок под демократические институты и структуры. Действия и поступки некоторых западных политиков и структур делают такие опасения справедливыми. Например, миссия ОБСЕ в Минске в последний год легко принимает подделки вместо реальных дел.

Владимир Мацкевич