Между Сциллой и Харибдой: борьба за энергокоридор

Европейский союз громко анонсировал новый проект региональной интеграции под своим патронатом.  По замыслу создателей, это неформальное объединение должно включать шесть республик бывшего СССР: Армению, Азербайджан, Беларусь, Грузию, Молдавию и Украину. Чьи выгоды, - государств-участников «Восточного партнерства» или старой Европы – очевиднее в долгосрочной перспективе? Является программа проатлантистским геополитическим проектом или только инструментом контроля за транзитом энергоресурсов в ЕС? Мнения  экспертов и политиков до сих пор диаметрально противоположны. 

Соперничество на балто-черноморском пространстве

Проект «Восточного партнерства», предложенный Швецией и Польшей в августе 2008г., следует прежде всего рассматривать в рамках диалога ЕС- Россия и усилий США по укреплению позиций в Балто-Черноморском регионе.

Геополитики традиционно описывают Каспийско-Балто-Черноморский регион как единое целое, исторически имеющий важное экономическое и транзитное  значение. В наше время, когда преобладает энергетика, зависимая от углеводородного сырья, борьба за влияние в нем приобретает особенный смысл. В  "Стратегии национальной безопасности США в следующем столетии" это формулируется  следующим образом: "обеспечение безопасности новых маршрутов транспортировки энергоносителей из района Каспийского моря, несущих процветание новым независимым государствам на Кавказе; поддержание перехода к демократии различных стран мира».

Для Российской Федерации выбор альтернатив очевиден: либо ассимиляционная евроинтеграция в варианте ассоциации «Евросоюз – РФ», либо собственный цивилизационный проект «Великая Россия», который стал доминировать во внешней политике восточного соседа с конца 90-х. Прежде всего, он предполагает создание собственного интеграционного экономического, политического и оборонного  пространства, включающего бывшие республики СССР, а также, возможно, некоторые государства юго-восточной Европы.

Набор приемов у российской дипломатии далеко не новаторский, но достаточно эффективный.

Министр иностранных дел России Сергей Лавров заявил в январе 2005 г.: «Главным  дипломатическим аргументом России являются земной газ, нефть и электроэнергия». Именно зависимость от поставок  российских углеводородов позволяет диктовать условия странам Восточной Европы и ЕС. Республики Средней Азии, которые сами добывают нефть и природный газ, такие как Азербайджан, Казахстан, Туркмения, в свою очередь зависимы от транзитных трубопроводов, контролируемых компанией «Газпром».

Очередным козырем в рукаве Кремля стали нефтедоллары, заработанные во время глобального повышения цен на энергоресурсы. Пресловутый «стабилизационный фонд» делает Россию в условиях мирового финансового кризиса привлекательным кредитором. Только помимо «финансовой петли», которую идеологи СССР называли «инструментом неоколониализма», Москва навязывает должникам свое видение внешней политики и активно скупает  предприятия, связанные с энергетикой и нефтепереработкой. Происходит так называемая «финляндизация» государств-сателлитов РФ.

Помимо этого, Российская Федерация контролирует процессы на постсоветском пространстве при помощи различных интеграционных проектов. Таких как военно-политическая организация ОДКБ (Организация договора о Коллективной безопасности, ШОС (Шанхайская организация Сотрудничества), СНГ, ЕвраЗЭС, Союзное государство России и Беларуси и другие.

Успехи ЕС и США в интеграционных начинаниях на территории бывшего СССР в этом регионе менее очевидны. Прозападный блок ГУАМ (Грузия, Азербайджан, Украина, Молдавия), созданный в 1995г., не смог реализовать ни одного серьезного энергетического проекта, альтернативного российским. Не видно прогресса в  заявленном создании Каспийско-Черноморско-Балтийского энергетического пространства и Евроазиатского нефтетранспортного коридора (ЕАНТК). После того как организацию покинул Узбекистан, значение ГУАМ существенно снизилось.

По-прежнему остается неясна судьба нефтепровода Одесса-Броды-Гданьск из-за отсутствия необходимого количества среднеазиатской нефти для его заполнения и дороговизны транзита. Декларация о необходимости продолжения строительства трубопровода до польского города Плоцк была исключена и в финальной версии программы «Восточного партнерства».

Партнерство или диктат?

Включение Беларуси в программу ВП, произошедшее на последнем этапе, выглядит стремлением к полному охвату Балто-Черноморского пространства интеграционной инициативой ЕС. Без участия  официального Минска интеграция энергосистем государств-участников и осуществления контроля над существующими и перспективными путями транзита нефти и газа представляется затруднительным. Поэтому заявленные в декабрьском меморандуме Еврокомиссии стремление к «демократии, эффективному управлению и стабильности» в ассоциированных государствах являются вторичным и важны постольку, поскольку могут обеспечить их политическую стабильность, преемственность государственной власти и соответственно соблюдение взятых в рамках программы обязательств. Предложенный тезис подтверждает приглашение в «Восточное партнерство» Армении и Азербайджана, где ситуация с демократией и соблюдением прав человека - традиционно сложная .

Аргументы сторонников геополитической миссии «Восточного Партнерства» о «смене донора» и «вытягивании» шести стран Балто-Черноморского региона из ареала влияния Кремля не особенно серьезны. Простая арифметика подсказывает, что максимальный годовой объем субсидий ЕС для каждой из стран участниц ВП составит максимум 20 млн. евро (Еврокомиссией выделено на эту программу 600 млн.евро на пять лет). Это очень скромная сумма, – особенно принимая во внимание, что ЕС будет активнее поддерживать Украину, Азербайджан и Молдову как перспективный путь транзита углеводородов в обход РФ. Для сравнения следует упомянуть: за счет энергетических преференций Москвы в бюджет Беларуси поступает до трети доходов.

«Реформа» белорусского ТЭК, предусмотренная коммюнике Еврокомиссии от 3 декабря 2008г., видимо, предполагает участие  западных инвесторов в приватизации магистральной сети газопроводов и предприятий топливно-энергетического комплекса. В рамках соглашения Беларуси и российской компании Газпром доля последнего в Белтрансгазе в начале 2010 года будет увеличена до 50%.  В феврале 2009г., в период финализации согласований по «Восточному партнерству», Газпром выкупил очередной пакет акций Белтрансгаза, доведя таким образом свою долю до 37,5%. Вряд ли этот факт можно считать случайным совпадением. Учитывая сложившуюся ситуацию, трудно предполагать, что правительство Беларуси согласится на потерю контроля над Белтрансгазом в пользу европейских партнеров, поскольку контроль транзита газа является мощным политическим аргументом и приносит существенную часть доходов бюджета. Эксперты пророчили утрату транзитного значения газотранспортной системы Украины и Беларуси в связи со строительством газопроводов «Северный Поток» и «Южный поток», но сроки сдачи их в эксплуатацию отодвигаются в связи с мировым финансовым кризисом.

В связи с участием в «Восточном партнерстве» неясны перспективы строительства в Беларуси АЭС российской компанией Атомстройэкспорт. Во-первых, государство будет зависеть о поставок из России ядерного топлива.

Во-вторых, одним из условий вступления Армении в «Восточное партнерство» Евросоюз назвал закрытие атомной электростанции, построенной во времена СССР (введена в строй в 1980г). Существенные ли изменения претерпели технологии российских атомостроителей с тех пор?

Необходимость вовлечения государств Балто-Черноморского региона в энергодиалог с ЕС стала особенно очевидна после многочисленных «газовых войн» стран-транзитеров (Беларуси, Украины)  и Российской Федерации. Последствия приостановки транзита газа отражались на государствах Евросоюза, которые, в свою очередь, практически не имели инструментов влияния на сложившуюся ситуацию. Не помогло даже присоединение Украины к «Энергетической Хартии», которая защищает права  энергопотребителей от конфликтов третьих сторон.

Подписанные в Брюсселе 23 марта документы о сотрудничестве Украины с Евросоюзом, международными банками и инвесторами в области модернизации украинской газотранспортной системы вызвали резкую реакцию Кремля. Евросоюз в рамках «Восточного партнерства» планирует привлечь для этого проекта около 2,5 млрд.евро для увеличения пропускной способности транзита через Украину. Кремль пригрозил прекращением межправительственных консультаций с  украинским премьер-министром, отказом в выдаче кредита и сворачиванием сотрудничества с энергетическими компаниями ЕС, имеющими интересы в России. Между тем, как отмечал американский эксперт В. Сокор, еще до финансового кризиса в самой Российской Федерации наблюдался «растущий дисбаланс между добычей нефти и мощностями ее экспортной инфраструктуры. Объем добычи резко растет, а строительство внутренних трубопроводов и морских нефтяных терминалов движется черепашьими шагами» (2004г.). Иначе говоря, средств не выделяется на модернизацию даже собственной энергетической инфраструктуры. Существенные убытки, понесенные Газпромом за последний квартал, говорят о дальнейшем ухудшении ситуации.

В рамках «Восточного партнерства» ЕС предъявляет к ассоциированным государствам практически такие же требования, как и к тем, кто претендует на полное членство в Евросоюзе. Это – унификация национального законодательства с нормативной базой Евросоюза, принятие условий Всемирной Торговой Организации, которые запрещают дискриминацию иностранных инвесторов и субъектов хозяйствования в доступе к внутренним рынкам. При этом ЕС не берет на себя обязательств по субсидированию экономики участников ВП,  не обещает членства в ЕС, даже в долгосрочной перспективе. По сути, проект «Восточного партнерства» является самым низким уровнем регионального взаимодействия среди аналогичных программ. Даже если допустить, что открытость рынков Евросоюза и стран ВП будет взаимная, трудно говорить об обоюдной выгоде, учитывая абсолютный разный инвестиционный потенциал субъектов договора.

Перспективы развития

Программа «Восточного партнерства» подразумевает архитектуру отношений  с участниками «с чистого листа». В ней не наблюдается преемственности внешней политики ЕС в регионе, которая осуществлялась последние 15 лет. Это как нельзя более устраивает существующие в ассоциированных государствах политические режимы, дает им возможность легализации и оборота незаконно приобретенных материально-финансовых активов.

Программа ВП не предполагает унифицированной региональной политики развития, а стремится реализовать концепцию «движения с разной скоростью». То есть, взаимодействие  ЕС с каждым из участников будет осуществляться в двухстороннем порядке.

Вступление в «Восточное Партнерство» позволит странам использовать это как аргумент в торге с Российской Федерацией, которая по-прежнему остается основным гегемоном и донором той части Балто-Черноморского региона, которая не вошла на правах полного членства в ЕС.

Таким образом, Европейский союз получит возможность институциализированного влияния на  государства-транзитеры энергоресусов, а в долгосрочной перспективе – диверсификации углеводородного импорта за счет каспийской нефти, минуя российские газо-нефтетранспортные сети.

Сергей Марцелев, политолог

[email protected]