Гебхардт Вайс. 9 МАЯ. Немцы знают

В эти дни мы вновь переживаем волнующую встречу с историей, с ее свидетелями и последствиями, с ее болью, переживаниями и чувствами, с ее неопровержимым настоящим и вызовами нашему общему будущему.

Мне нелегко писать эти строки. Не только как представителю сегодняшней Германии. Ведь вновь встает главный вопрос, который мое поколение долгое время напрасно задавало своим родителям: а какую позицию занимали тогда вы?

40 лет назад, в том числе и из-за этого вопроса, мы вышли на улицы. Целью студенческой революции 1968 года было не только больше свободы и демократии в Германии, но и более открытые ответы на вопрос о конкретной ответственности за преступления фашизма.

Вначале мы знали об этом так мало. Историческая и личная правда были вытеснены в сферу подсознания. Виновные в преступлениях зачастую выдавали себя за пострадавших. А многие настоящие жертвы, если они пережили весь ужас того времени, предпочитали скорее молчать, чем говорить.

В 50-е годы, прикрываясь реалиями «холодной войны», всячески умаляли ответственность за предыдущий период. Только в 60-е годы обострилась потребность узнать правду. И с озвучиванием правды стало больше свободы в Германии и больше доверия к немцам в мире.

В 70-е годы Вилли Брандт стал символом этих изменений. Встав на колени перед мемориалом Варшавского гетто, он незримо — что мы осознаем, однако, только теперь, оглядываясь назад — положил начало падению Берлинской стены.

Мы не сразу поняли, каким был путь, который привел Германию к диктатуре нацизма и последующей катастрофе. Мы понимали, что он начался еще до 30 января 1933 года, то есть, до захвата Гитлером власти. Этот путь стал возможен, потому что тогда слишком много немцев не осознавали шансов демократии, следуя левому и правому авторитарному соблазну. Потому что немецкие образованные буржуа, хоть и цитировали гуманистические ценности Гете и Шиллера, но не настаивали на них. Потому что профессора, хоть и обучали категорическому императиву Канта, но пренебрегали им в реальности. Потому что церкви, хотя и проповедовали заповеди «возлюби ближнего своего» и «не убий», но не прикладывали достаточно усилий, чтобы привить их. Потому что в Германии все больше распространялись нетерпимость и готовность к насилию, в равной степени, как и страх предпринять что-либо против всего этого.

Так в тогдашней Германии росло политическое ожесточение. Оно усилилось сразу же после 30 января 1933 года, захвата власти Гитлером.

Германская государственная политика превратилась в государственное преступление. Вначале забирали ночью соседа слева. Лишь некоторые возмущались. Потом забирали среди бела дня соседа справа. Уже почти никто не возмущался. Все это продолжалось почти беспрепятственно. В доме едва оставался кто-то, кто осмеливался хотя бы выглянуть, не говоря уже о возмущении. Тормоза против злоупотребления государственной властью систематически отключались. Так, сначала в самой Германии, были утрачены свобода, право и цивилизация.

Последовал ничем не стесненный изнутри экспорт агрессии, подавления и уничтожения. Во все больших частях Европы немцы уничтожали мир, свободу и право. Германия вела не обычную войну. Это была война, прежде всего на Востоке нацеленная на уничтожение. Вплетенная в эту войну зверская машина холокоста все более ужесточалась.

Эта беспрецедентно преступная политика стала бременем и для немцев нынешних и грядущих поколений. От этого нам никуда не уйти. Мы, следующие поколения, хотя лично и не ответственны за преступную политику того времени, сегодня в ответе за то, как мы обходимся с этим мрачным периодом европейской истории. Наша сегодняшняя ответственность в том, чтобы не забыть тот ужас, не ставить его под сомнение или приуменьшать его. Мы должны воспринимать его как нестираемую часть нашей истории.

Наш долг перед жертвами того времени — сохранять бдительность и ни на минуту не забывать уроки из той жестокой истории. Недостаточно сегодня склонять голову перед страданиями людей, а завтра забыть уроки того ужасного времени. Бесчисленные жертвы навечно оставили нам наказ: не допустить повторения этой катастрофы нигде и никогда.

Но, не помня о ней, сделать этого нельзя. Мы должны помнить, насколько короток путь между авторитарным искушением и диктатурой, если демократия недейственна или ее не защищают, если права человека и основные свободы не соблюдаются или ущемляются, если в обществе растут нетерпимость и готовность к конфликту. A главный урок и важнейшее требование: никто не должен испытывать страх из-за принадлежности к другой национальности или этнической группе, из-за другого вероисповедания или других убеждений, то есть бояться быть другим.

Это наш долг перед жертвами того времени. Это наш долг перед теми из них, кто еще живет среди нас.

Поэтому я обращаюсь непосредственно к ветеранам здесь в Республике Беларусь, которые представляют многих, кого сегодня уже нет: Конечно, старшее поколение в Германии в эти дни думает о поражении и своей собственной боли, которую оно испытало, когда закономерно последовал жесткий ответ на немецкую политику насилия и преступления. Но верно и то, что ваш вклад в освобождение вашей родины, тогдашнего Советского Союза, на который среди союзников в войне против нацистской Германии пало основное бремя и который оплатил победу дороже всех — 27 миллионов погибших, сегодня воспринимается нами — немцами — как вклад в наше освобождение от фашизма.

Ссылка