Мнение экспертов: "реформа, как и гниение, начинается с головы"

Уровень и качество образования в Беларуси неуклонно снижается на протяжении всего периода ее суверенного существования. Этот процесс начался еще в составе СССР. В начале 80-х годов стагнация советского образования стала тревожить специалистов и даже партийную элиту. Именно поэтому в 1983 году реформа образования была поставлена на повестку дня. С тех пор система образования находится в состоянии перманентной «реформы».

Однако ни одно из реформаторских начинаний не было доведено до конца. Частичные и глобальные изменения инициируются каждым новым министром образования. Не все изменения можно считать реформаторскими, некоторые изменения были данью моде, некоторые прямым регрессом, некоторые делались только ради того, чтобы что-то делать. Типичный пример – изменение размерности школьной оценки. Вместо серьезного подхода к оценке качества образования проводилась симуляция – замена пятибалльной (реально – четырех балльной) на десятибалльную. Но без специального переобучения учителей десятибалльная система во многих школах редуцируется к привычной пятибалльной, дополнительные баллы рассматриваются как добавки к старым оценкам, почти так же, как это практиковалось раньше, когда кроме четырех чисел использовались плюсы и минусы. При этом, совершенно непонятно, чем отличалась 4+ от 5-. То же самое можно сказать и про число лет обучения, и про число учебных дней в неделю. Любые количественные изменения без изменения содержания образования ничего не стоят, они только отвлекают людей и перегружают учителей и учащихся.

Можно сомневаться в любых экспертных оценках, каждого из экспертов можно обвинить в субъективности взглядов. Однако система способна сама себя оценивать. Например, высшая школа в целом, так или иначе, выносит оценку средней школе. Остановимся только на одном факторе, – оценка готовности выпускников школ к обучению в вузах. В стране введено централизованное тестирование поступающих в вузы. И практика нескольких лет показывает, что школа не может подготовить выпускников к успешному прохождению централизованного тестирования. Школьникам приходится нанимать репетиторов. Нам сейчас не важно, вузы ли выдвигают завышенные или несогласованные требования к абитуриентам, или школа не смогла изменить программу таким образом, чтобы подготовить выпускников к поступлению в вузы. Имеет значение только несовпадение требований разных уровней образования, что означает рассогласование во всей системе. А это, в свою очередь, говорит о плохом менеджменте, о рассогласовании в системе управления.

Некомпетентность органов управления образованием уже давно стала предметом широкого обсуждения. Несколько раз о некомпетентности министерства образования и непродуманности реформы образования говорил академик Рубинов и другие высокопоставленные чиновники. Один из последних примеров, – выступление председателя Нацбанка П.Прокоповича с критикой реформы и деятельности министерства. Это не означает, что упомянутые критики во всем правы, это говорит только о том, что ошибки и недоработки управления образованием стали очевидными. Однако эта критика ничего не меняет, – эрозия и разрушение затронули всю управленческую вертикаль системы образования. Если бы некомпетентным был только нынешний министр и его аппарат! Но уже почти полтора десятка лет идет селекция и отбор управленческих кадров на всех уровнях системы образования, от районных управлений образования до министерства. За это время из системы образования удалены все компетентные сотрудники и вакантные места заполнены послушными исполнителями, единственной задачей которых является контроль. Причем, что именно контролировать, чиновники не знают. Точнее, они контролируют то, что умеют. А умеют они контролировать знания учащихся, поскольку в большей части своей происходят из учителей, и не имеют управленческой или менеджерской подготовки. Почти 100% кадров на всех уровнях управления функционально безграмотны как управленцы и менеджеры, не владеют элементарными компетенциями.  

     О неудовлетворительном и тяжелом положении средней и высшей школы сказано и написано достаточно. Правда, ни в научной литературе, ни в публицистике практически отсутствует серьезный анализ сложившейся в системе образования ситуации. Дело в том, что, с одной стороны, такой анализ сегодня не востребован, с другой стороны, в стране не осталось научных коллективов, способных к анализу систем деятельности. По отношению к системе образования об этом можно говорить с полной уверенностью. Относительный подъем педагогической науки и смежных дисциплин, способных анализировать экономику образования, правовые отношения в этой сфере, организационные условия и факторы, был искусственно прекращен. Созданные в первые годы независимости научные учреждения (НИО – Национальный институт образования, РИПО – Республиканский институт профессионального образования, РИВШ – Республиканский институт высшей школы, Институт повышения квалификации руководящих работников и специалистов системы образования) могли сконцентрировать в себе необходимый научный, исследовательский и проектный потенциал, но их развитие было остановлено. Сегодня эти институты (или то, что от них осталось) загружены мелкотемьем, и ни разу за последние годы не поднимали ни в публикациях, ни на конференциях, ни во внутренних НИР (научные исследования и разработки) вопросов и проблем системы образования в целом. Даже ВАК (высшая аттестационная комиссия), контролирующий присвоение научных степеней и званий, несколько лет назад вынужден был признать, что диссертации на соискание кандидатских и докторских степеней по педагогике не имеют никакой научной ценности. Все они построены на описании фрагментов педагогического опыта, не содержат в себе ни анализа, ни критики этого опыта, а потому бесполезны даже с узкопрактической точки зрения.

Все это хорошо известно тем, кто работает в системе образования и в педагогической науке, известно также на уровне правительства. И только до широкого общественного мнения это не доводится и не доходит. Тотальный государственный контроль над СМИ приводит к тому, что многое из того, о чем общественность обязана знать, остается ей неизвестным и недоступным.

Что же в такой сложной, если не катастрофической ситуации можно и нужно предпринимать? И почему ничего не предпринимается? По крайней мере, широкой публике ничего не известно о каких бы то ни было шагах, направленных на исправление сложившейся ситуации. Уже само по себе отсутствие предпринимаемых действий требует объяснений.

Нам представляется, что это объясняется довольно просто: Любые меры и действия – это новый виток реформы, а система устала от перманентной реформы. Сегодня уже невозможно мобилизовать на новую реформу ни учителей, ни чиновников. Но, и это главное, в самой системе образования, в науке, и в правительстве нет идей и предложений для новой реформы. Единственное действие, которое может предпринять власть в этой ситуации – кадровые перестановки. Это самое простое действие в наше время довольно трудно осуществить.

 Длительное пребывание профессора физики Василия Стражева на посту министра образования было временем медленной деградации всей системы. Когда это стало очевидным, возникла кадровая проблема. Никто из чиновников министерства не мог сменить Стражева на посту министра, потому что он окружил себя безынициативными и некомпетентными людьми. Пришлось искать новых людей. Министром назначили историка Петра Бригадина. Бригадин просто не смог вписаться в структуру. Пришлось обратиться к традиционной кузнице кадров – министром стал ректор Могилевского пединститута математик-педагог Александр Радьков. Мало того, что ректор провинциального вуза не мыслил на государственном уровне, поэтому не мог понимать реальных проблем, возникших во времена Стражева. Кроме того, научная деятельность Радькова была связана с тестированием знаний. И тема, и подход, в которых он работал, устарели как минимум лет на 30. Он принес в министерство провинциальные управленческие шаблоны и архаичные научные представления. Медленная деградация сменилась стремительным разрушением. Вся практика управления свелась к контролю исполнения приказов и идеологических директив. Общераспространенными стали доносы, подсиживания и перестраховка. Педагогическая наука переполнилась схоластическим переписыванием банальных взглядов, научные степени стали приложением к чиновническим должностям. Сейчас в системе образования просто невозможно найти достойного кандидата в министры, необходимо назначение человека со стороны. Такой опыт в административной вертикали имеется, можно вспомнить уже упоминавшегося Прокоповича, – будучи строителем, он был назначен руководить Нацбанком.

Кадровая проблема не сводится только к кандидату на министерское кресло. Кардинальной замены требует весь аппарат министерства. Более того, необходима радикальная реформа управления образованием. Все предыдущие реформы не затрагивали управления. Вся система управления практически не изменилась со времен БССР. Главным тормозом на пути преобразований являются чиновники районного, городского и областного уровней. Это огромная масса контролеров, методистов, и все эти люди функционально безграмотны и некомпетентны. Любой, кто хотя бы в общих чертах познакомится с существующим положением дел в образовании, будет поставлен в тупик, проблема может показаться неразрешимой.

     И, тем не менее, в системе образования жизненно необходимы перемены. Но для их осуществления необходимо изменить весь подход к управлению.

     Во-первых, необходимо вывести высшую школу, университеты и последипломное образования из подчинения министерству образования. Университетам необходимо вернуть академические свободы, восстановить выборность ректоров, изменить порядок финансирования. Кроме того, что это позволит вернуть университеты к нормальной академической деятельности, это снимет обременительную нагрузку с самого министерства.  То же самое следует сделать и с научными институтами. НИО, РИПО и РИВШ должны быть выведены из подчинения министерству образования.

     Во-вторых, необходимо упростить управленческую вертикаль. Убрать лишние звенья управления. Очевидно, что лишним является областной уровень управления. На поверхностный взгляд это представляется невозможным, исходя из размеров страны. Но имеется мировой опыт, в частности Великобритании, где аналогичная задача решалась в 80-е годы, хотя страна во много раз больше Беларуси.

     В-третьих, необходимо восстановить принцип государственно-общественной формы управления образованием, который был выхолощен в последней редакции закона об образовании, и реализовать его на практике. Образование – это не ведомственное дело министерства образования, это забота всего общества. Исключение общественности, родителей, бизнеса, СМИ, профессиональных сообществ, других структур третьего сектора делает министерство бесконтрольным, ведет к изоляции и доминированию узковедомственных интересов. Рано или поздно это приводит к противоречиям и конфликтам между обществом и государственным ведомством.

Средняя школа была и остается ядром и основной частьювсей системы образования. В любом случае именно она составляет предмет главной заботы министерства образования, – с ней связаны основные проблемы и трудности. Но управление средней школой не должно исходить из интересов самой школы. Требования к средней школе диктует высшая школа, и она же дает оценку деятельности школы.

Это понимание должно стать основным принципом перемен в системе образования. Все перемены диктуются потребностями и требованиями объемлющих систем. Концепции и программы развития страны диктуют требования к высшей и профессиональной школам, которые поставляют кадры для всех отраслей и сфер деятельности. В свою очередь, высшая и профессиональная школы диктуют требования к средней школе, средняя – к начальной, а школа в целом – к дошкольному образованию.

Вся система образования должна ориентироваться не на сегодня, а на завтра. Потому что первоклассники, став взрослыми, будут жить совсем в другое время и в других условиях, чем сегодняшние министры и чиновники.
Реформировать образование можно только думая о будущем, а не латая дыры, исправляя ошибки прошлого. 

B.Мацкевич

[email protected]