Как выживают люди под обстрелом "Градов" в окруженной Горловке

В Украине

Горловка находится в полукольце. Окрестные Артемовск, Дзержинск, Курдюмовка, Майорск, Светлодарск, Углегорск контролируются Украиной, и единственная дорога, соединяющая Горловку с Донецком, — кружная, через Енакиево. С окончанием перемирия украинская армия попыталась замкнуть кольцо, а в пятницу ополчение отбило Михайловку и Озеряновку, пытаясь расширить коридор, пишет "Новая Газета".

Перемирия в Горловке не помнят. С первого массированного артобстрела города — 26 июля — артиллерийская дуэль не прекращалась. Весь август артобстрелы шли по нарастающей, веерно отключали свет, воду и газ из-за пробоя линий. С сентябрьским перемирием артобстрелы не прекратились — сократились. Горловчане утверждают — максимум неделя тишины. Заработали заводы, шахтеры начали откачивать воду с шахт. С 10 вечера 31 декабря заработала артиллерия. С 18 января обстрелы несут лавинообразный характер, страдают все районы города.

***

— Мы пришли, стоим, — говорит женщина в трубку. — Толстяная, Капустко, Никитенко, Липатко.

— Первые пришли, последние заходим.

— А мы всегда в последнюю очередь, про нас забывают все, пока не поскандалим.

Раскатистый удар, уже ближе. Люди прижимаются друг к другу, но не уходят. Когда уже дрожит асфальт — только тогда заталкиваются в стеклянный тамбур. Натиск толпы в холле сдерживают ополченцы — во избежание давки.

— Психиатрия! Вы психиатрия?

— Номер паспорта скажи?

— Гинекология — по одной.

Это дают зарплату медикам, за ноябрь. «Первая дээнэровская». Прошлая была в июне — «последняя украинская».

Разрывы грохочут все ближе к центру, однако врачи, кто не дежурит, решили выбраться за деньгами — «накопления подъели, и консервы с лета подъели». Также власти ДНР выдали зарплату шахтерам и учителям и разовую помощь многодетным, инвалидам и пенсионерам — по 1000 гривен. Украинские банки ушли из ДНР, и республика организовала свой. Расчет наличными. На Горловку приходится семь отделений, под артобстрелом работает четыре.

***

Наташа — аккуратно причесанная бабушка — накинула одеяло на плечи. Наташе 75. На одеяле цветы.

— Обещаете, что не будете снимать?

Под одеялом — синий халат на молнии, под халатом — культя, замотанная бинтами. Наташа живет в микрорайоне Строитель — Жукова, 26.

— Лежала на кровати. Бухнуло издалека, я подхватилась. Потянулась за мобилкой вот этой вот рукой. И даже боли не почувствовала. Жалко, что не в сердце, — Наташа кривится и говорит шепотом, сквозь слезы. — Сосед перетянул. Приехали, отрезали, и все, лежу.

Ее тумбочка совсем пустая. Соседи не могут добраться из района Строитель — «так и сидят по подвалам».

— Я по телефону их спросила, как это меня, — говорят, около окна взорвалось. Маленькая вороночка, и все осколками потыкано. Дерево стоит, все посеченное.

Сюда, во вторую больницу привозят почти всех раненых. «В день — по десятку-два мирных. И ополченцы есть. Но мирных — гораздо больше, под артиллерию попадают они», — говорит медсестра.

— Ты хоть померила? Нужно под плечо.

— Ну опусти на три дырочки.

Саша переделывает костыли для Лены. Сашина голова седая, а сверху — как черная шапочка, Саша много шутит. Раздобыл инструменты и теперь пытается отвернуть залитые лаком болты. Лена одергивает халат. Из-под халата — гипс, пальцы на ногах покрашены красным лаком.

— Микрорайон Комсомолец, мы в подвал шли. Я последняя, на миг остановилась — и все. Швы у меня идут вот так, все пришито, и пятка пришита, и кожи нету. Если все заживет, ходить буду на носочках. Если нет — отрежут. Зато семья жива.

— Ничего тебе не отрежут. Точно на третью крутим?

Нога Саши желтая, закована в металлическую конструкцию. 14 ноября в крышу его девятиэтажки попал снаряд. Долетел до седьмого этажа. Жильцы верхней квартиры — муж, жена, двое детей — как раз сели ужинать. Погибли. Погибла и Сашина бабушка.

Рядом сидит Яна в нарядном розовом костюме, ждет, когда Саша пойдет покурить. Яну ранило во второй раз. Первый раз в августе, в автобусе, когда с семьей она уезжала в Мариуполь. Второй раз — 18 января, на кухне. Осколок пробил легкое.

— Они — небесная сотня, а мы — кто? — говорит мама Яны.

***

— Пока штору прибили для герметичности. Здесь у нас лежат для подготовки к операции, здесь мы переодеваемся, здесь операционная, — медсестры онкодиспансера проводят экскурсию. Стекла уже вымели, но осколки залетели глубоко внутрь хирургии, побили и стены, и перегородки.

— Четверг, часов в пять останавливаются три машины — два микроавтобуса и джип здоровый. Выходят ополченцы. Мы на крыльце курили. Они у своих машин присели. Санитарочки хотят подойти, они машут — нет, говорят — все нормально, идите в укрытие. Мы сказали главврачу и начмеду, спустились сами, спустили пациентов. А около восьми вечера рвануло. Потом нашли куски снаряда, маркировку с буквами.

Медсестры уверены, что ополченцы искали, но не нашли заложенный маячок, который будто бы передавал сигнал украинской армии. Весь город ищет корректировщиков и верит в то, что Украина бьет по социальным объектам намеренно.

В больничном квартале — вторая больница, детская хирургия и детская инфекционная, онкодиспансер, психдиспансер, наркология.

— 26 июля по наркологии, 27 июля по второй больнице, 21 января снаряд упал между нами и психиатрической, 22 января — между двумя детскими, — говорит медсестра Лариса.

— Психов жалко. Их эвакуировали из Семеновки, Славянска, они до морозов жили в бомбоубежище. И вот опять, — говорит Нила.

— А вообще у нас из персонала не осталось никого, у кого бы дом не побили. Просто чтоб вы понимали масштаб.

Сейчас в онкодиспансере осталось 43 пациента, между химиями люди возвращаются домой. «Главврач не хочет брать на себя ответственность за их жизни».

Обезболивающее в последний раз получали 22 июля, от Украины. «Тянули-тянули, а как ни тяни…» Сейчас осталось три ампулы морфина. Все лекарства онкодиспансера помещаются в небольшую коробку.

— Приносим из домов, чтобы было. Химию пациенты сами покупают — кто в Украине, кто в России. Сейчас используем буторфанол из автомобильных аптечек. Анестезиолог разводит, ставит эпидуральную капельницу. Так дольше действует.

***

В семь вечера снаряд попал на горловскую фильтрационную подстанцию, закончился свет. Включились генераторы, медсестры побежали набирать воду в тазы. В прошлый раз — в августе — воды не было две недели, привозили с родников.

Крыши у дома нет — снесена, доски закрыли окна. На воротах красным написано «СДЕСЬ ЖИВУТ ЛЮДИ!!!» В тамбуре жмется собака.

На диване чучелком в темноте сидит бабушка, седые волосы подвязаны платком. Фонарик не включает, свечку не зажигает. Сидит.

— Вчера дождь шел. Я всю ночь собирала, чтоб в подвал не пошла вода.

Обои клочками отошли от вспоротых стен. Над домом длинный рокот — прошел «град». Бабушка не двигается.

Потом говорит: «Тазы побило, надо выбрасывать». Потом говорит, что диван покрыт пылью, но она все равно «одевает на ночь чистое пальто», и что ковер тоже прожгло. Мне она не рада.

— Находятся только, чтобы зробить беду. А потом со своей бедой и остаешься до смерти сидеть. Чужая беда никому не нужна. Каждый пришел позаглядывал, порадовался, что не к ним. Дивиться заглядывают: слава богу, что не я. А по Белинского сразу два дома в одном дворе сгорело, в одну секунду.

В подвал не идет — «я этот дом зробила, я тут и помру, а не в подвале». Работала на заводе «Стирол». Продала акции, в 2001 купила дом, делала ремонт. «Можно пережить это? Сколько я труда положила. Я думала — умру, останется детям. Теперь умру — не останется ничего».

В подвале ее дочь. Работает на том же химическом заводе, но с начала обстрелов завод опять закрыт. Вокруг баллоны с лечо, на банке с огурцами — церковные свечки.

— Вот так сидишь в подвале и молишься, чтоб этих погнали.

— Кого — этих?

— Ну не знаю. Иногда тех, иногда тех.

Снаружи продолжает громыхать. Тех, кто громыхает, — без разбору — женщина называет «они».

— Жизни не будет. Что у нас будет? Или пусть окружают и выдавливают их. Мы бы при них жили. И пусть будет у вас НАТО в Ростовской области. Или гоните их. А то у вас ток-шоу по телеканалам про нас, такая красивая война. Смакуете.

Ее сын — ремонтник — пришел от друга. Уверен, что дом можно восстановить, с утра попробует получить стройматериалы от горисполкома, «если стихнет чуть».

— ДНР градами долбят по ним с соседнего террикона. Отдолбились, переместились. А от них обратно прилетает на нас. По ополченцам вообще никогда не попадает, это традиция. С другой стороны, а куда им вставать? Дальше встанут — там поселок Комсомолец, одни девятиэтажки. Потом поле простреливаемое, а дальше все, Украина. У нас по пригородам линия фронта прошла.

***

Кургановка — самый обстреливаемый микрорайон. Позиции ДНР и украинской армии находятся здесь меньше чем в километре друг от друга. Летает буквально над головами. Последнее попадание — в 38-ю и 13-ю четырехэтажки по Комарова. Воронки в два метра, местные уточняют: «Ураган». В 38-й взрывом выломан участок стены между двумя подъездами, ударной волной побило стекла в соседних домах и детском садике во дворе. В обвалившейся парикмахерской красиво расставлен лак, бабушка из квартиры на первом, пробираясь бетонным обломкам, перемешанным с одеждой, объясняет, что у нее украли две кастрюли, две сковороды и приемник.

У подъезда коробочкой сложены кирпичи, женщина с половником варит суп с ребрами и кипятит чайник. И взрывы — прямо над головами. «Это к нам, это от нас» — комментируют курящие мужики. Когда летит со свистом — люди на улицах падают навзничь. Потом встают, идут дальше.

В магазине «Булочка» хлеб выдают по записи. Продавщица Лариса (она живет в магазине месяц) просит поблагодарить Енакиевский хлебный завод, который каждый день привозит булки. Раньше возила сама, но 2 ноября дээнэровские гаишники отобрали у мужа права и машину (она уточняет: «за перегар»). И теперь приходится искать храбрых поставщиков. «По молочке пока не нашли, молока нет неделю, сыра нету».

Грохает совсем близко, оконная решетка вдруг прыгает сантиметров на пять вверх.

— А стекол все равно нет, там клеенка, — говорит продавщица пригнувшейся мне. — Следующий!

За пятницу 23 января в результате артиллерийской дуэли между армией Украины и ДНР погибло пять человек, 10 раненых доставлены в больницы. Всего за время боевых действий, по информации городского отдела здравоохранения, в Горловке погиб 101 мирный житель, ранено 307.