Академические несвободы

Свой взгляд

После запуска первого спутника и полета Гагарина в космос сформировался миф о том, что в СССР лучшее образование в мире. Миф пережил развал Советского Союза и существует до сих пор, хоть и не в первоначальном виде. Мифологизированное представление о советском образовании существовало не только в СССР, но и на Западе. Советская идеология объявляла всё советское самым лучшим и не нуждалась в критике и анализе. На Западе же космические успехи СССР вызвали определенную тревогу, и эта тревога стимулировала изучение советской системы образования.

Реально, советское образование никогда не превосходило европейское и американское. Определенные успехи были достигнуты в подготовке инженеров, врачей и военных. Но образование в областях естественных наук, а особенно — гуманитарных и социальных, никуда не годилось.

Это стало очевидным в 80—90-е годы прошлого века, когда обнаружилось, что некому взять на себя управление новыми государствами, образовавшимися на развалинах СССР. Более того, оказалось, что практически всё население этих стран экономически безграмотно. Пришлось ликвидировать в ускоренном порядке экономическую, правовую, социальную безграмотность и учиться самым простейшим вещам. Лихорадочные и несистемные преобразования, не продуманные реформы системы образования не только не ликвидировали пробелы и недостатки советской системы, но создали новые проблемы.

Были у советского образования и достижения. Среди них главные — массовость, доступность, стандартизация и технологичность. Но они же имели и негативные стороны.

Массовость и доступность позволяют обеспечить средний уровень образования. Если высшее образование не является массовым, то прием в вузы предполагает отбор наиболее успешных выпускников школ. До 1970-х годов поступление в вуз было доступно очень немногим, не более чем каждому пятому-шестому человеку со средним образованием. Пока пропорция оставалась такой, средним школам приходилось удерживать достаточный уровень образования.

Но в 1980-е и особенно в 1990-е годы число высших учебных заведений стало стремительно увеличиваться. В вузы стали принимать всё больше студентов, часть из которых не могли соответствовать их требованиям. И стала преобладать обратная тенденция. Вузы, конкурируя между собой за абитуриентов, стали снижать требования к качеству образования. Высшее образование начало превращаться в массовое — с неизбежной потерей качества.

Ситуация осложнилась тем, что конкурировать вузам уже приходилось не внутри замкнутой системы образования СССР, а с европейскими и американскими университетами. Относительная открытость границ и мобильность выявили новые недостатки советского образования. Например, языковую безграмотность и социальную некомпетентность. Оказалось, что методики обучения языкам в советской педагогике никуда не годятся. Еще хуже обстоят дела с социальной компетентностью — возможностью адаптироваться к иным социальным нормам, жить в другой культурной среде.

Новые проблемы и вызовы, перед лицом которых оказались постсоветские страны, поставили вузы в очень тяжелое положение. Академическое сообщество в постсоветских странах не было готово решать эти проблемы и отвечать на вызовы.

Единственным позитивным ответом на эти проблемы и вызовы стал отказ от советских стандартов образования и переключение на европейские стандарты. Для этого требовалось время, тем более что выработка европейских стандартов (Болонский процесс) началась почти на 10 лет позже, чем кризис, охвативший образование на постсоветском пространстве.

Болонский процесс призван стандартизировать образование в разных странах и регионах Европы, т.е. решить те же задачи, которые решала стандартизация образования в СССР. Эта глобальная задача в Европе решается совершенно другими методами и средствами, чем это делалось в Советском Союзе.

В СССР всё было централизовано, ни один вуз не мог сопротивляться решениям Министерства образования, которому должен был подчиняться. Чтобы централизованные решения исполнялись быстро и точно, нужно было подавить самостоятельность и автономию университетов. Даже в царской России до 1917 года университеты не обладали той свободой и автономией, как университеты в Европе и Америке. Но в первые же годы советской власти были ликвидированы любые проявления академических свобод и автономии университетов.

Чтобы понимать то, что происходило в беларусских вузах после обретения независимости, нужно уточнить некоторые понятия и категории.

«Академическое сообщество». Этим термином в постсоветских странах называется совсем не то же самое, что в Европе и Америке. Это просто совокупность работников и служащих соответствующих учреждений. Никакого отношения к управлению университетом члены «академического сообщества» не имеют — они просто наемные работники. В СССР симулировались выборы ректоров, руководителей кафедр. Голосование на таких «выборах» было таким же, как и на выборах в советы: безальтернативным, с заранее известным результатом. «Академическое сообщество» в советских и беларусских университетах можно сравнить с теми, кого в США называю почасовиками. Это «сообщество» отчуждено от управления делами университета, поэтому просто не нуждается в академических свободах.

«Академические свободы». В СССР это понятие практически не употреблялось. Стандартизация учебных программ и планов оставляла очень мало свободы для выбора форм и методов работы преподавателя, как в аудитории, так и в выборе собственной темы исследований. Студенты не могли повлиять на содержание преподаваемых дисциплин, не могли выбирать изучаемые дисциплины, не говоря уж об участии в самоуправлении. Практика распределения специалистов после окончания вуза делала студентов полностью зависимыми не столько от своего института, сколько от планов партии и правительства.

Особое место в академических процессах в постсоветских странах занимает ВАК — высшая аттестационная комиссия, монополизировавшая право присуждения академических степеней и званий. Ученые степени присуждаются не академическим сообществом, а государством. В университетах и вузах, а также в ряде других учреждений (НИИ, закрытые ведомственные научные и исследовательские учреждения) были созданы ученые советы, которые рассматривают диссертации и научные работы и в которых соискатели их «защищают». Но многолетняя практика работы таких несвободных ученых советов привела к тому, что «защиты» превратились в фильтры ВАКа и коррумпированные структуры. Диссертации в них оцениваются не по их качеству и научной ценности, а по соответствию требованиям ВАКа или же — по лояльности к его членам.

Демократизация в первые годы независимости Беларуси затронула и систему высшего образования, но быстро выродилась в свою противоположность. В ряде университетов были проведены выборы ректоров. Но выбранные ректоры оказались вне контроля академическим сообществом, которого просто не существовало, поэтому они быстро стали превращаться в «диктаторов» в своих вузах — почти так же, как президенты в постсоветских странах. Получив власть и полномочия, они превращали высшие учебные заведения в свои коммерческие предприятия. Тем, кому это удавалось, становились несменяемыми, превращая сенаты и ученые советы своих вузов в полностью подконтрольные себе структуры. Частные негосударственные вузы изначально создавались как коммерческие предприятия. И, при всей негативности такой «приватизации» университетов, это вело к их автономии от государства.

Такое положение дел в вузах осложняло управление ими со стороны Министерства образования и государства, что никак не устраивало установившийся в Беларуси в 1994 году режим. К началу нового столетия выборность ректоров была ликвидирована — сначала в государственных вузах, а к 2003 году и в частных. Были ликвидированы и зачатки студенческого самоуправления.

Таким образом, система высшего образования в Беларуси возвращена к состоянию, в котором она была в 60-70-е годы прошлого века. Но это, если рассматривать систему в политических, социальных и административных рамках. В функционировании вузов за эти годы произошло много изменений, вызванных заимствованиями норм и стандартов Болонского процесса. Но эти изменения касаются сроков обучения, ступеней подготовки (бакалавриат и магистратура), документооборота, правил найма преподавателей.

Беларусь пытается встроиться в процессы европейской интеграции, пытается успевать за динамикой и изменениями в мире. Но это попытки не приносят результата. Чтобы реально присоединиться к Болонскому процессу, нужны институциональные структурные изменения в разных областях, начиная с правовых основ деятельности университетов и заканчивая организацией реального самоуправления.

Субъектами Болонского процесса являются университеты и государства. В Беларуси же только государство является полноправным субъектом, а университеты таковыми не являются, и быть не могут, пока не изменится их положение и статус. Ни ректор университета, ни профессуры, ни академическое сообщество не способны принимать самостоятельные решения и, тем более, не способны за свои решения отвечать.

В Беларуси очень много студентов. Обучение в вузах доступно широким слоям населения. Некоторые университеты способны давать своим выпускникам вполне достойную квалификацию.

Но! Всё академическое сообщество является бесправным, дискриминированным и репрессированным. Хотя правильнее было бы говорить не о сообществе, а о совокупности профессоров, преподавателей и студентов, просто об аморфной совокупности.

Условия бесправия и дискриминации — это отсутствие автономии университетов и академических свобод.

Вот главные факторы этой дискриминации и орудия репрессий:

1. Краткосрочные контракты с преподавателями, которые делают их бесправными перед администрацией;
2. Практика «запрета на профессию», которая распространена в отношении инакомыслящих преподавателей. Сотни профессоров и преподавателей в Беларуси лишены права преподавать по политическим и идеологическим мотивам;
3. Поддержание в вузах постоянного уровня безграмотности, в первую очередь, правовой и языковой, чтобы затруднить миграцию и мобильность студентов и преподавателей.

«Запрет на профессию» — почти забытое в наше время явление. В Беларуси он распространен в системе образования. Сотни преподавателей уволены из вузов по политическим мотивам или за несоответствие идеологическим установкам. В последние годы в наибольшей степени пострадал Гродненский государственный университет им. Янки Купалы. Три года назад по приказу председателя облисполкома Семена Шапиро из университета начали увольнять профессоров и преподавателей группами. Общее число уволенных достигло 30. Причем увольнялись самые лучшие и известные в стране и за рубежом специалисты. В университете фактически подорван весь гуманитарный кластер дисциплин.

В прошлом нечто подобное практиковалось в некоторых институтах Национальной академии наук. Чаще увольняют отдельных профессоров, а остальных предупреждают о том, что их может ждать та же судьба. По данным общественного мониторинга, насчитывается около 500 случаев запрета на профессию в Беларуси, и это далеко не полные данные, поскольку чаще всего информация о подобных случаях скрывается не только администрацией вузов, но и самими потерпевшими преподавателями. Они не заинтересованы в публичности, поскольку надеются найти работу в частных вузах. Если информация о случаях «запрета на профессию» становится доступной в СМИ, то чаще всего пострадавшие получают запрет на работу в любом вузе страны и вынуждены либо эмигрировать, либо менять род деятельности.

До недавнего времени ЕГУ — беларусский университет в изгнании — мог принимать у себя часть таких преподавателей. Там сейчас работают несколько преподавателей, попавших под репрессии в Гродненском университете. Но негативные процессы ограничения автономии и академических свобод проявились и там.

Основную задачу, стоящую перед высшим образованием в Беларуси, режим видит не в подготовке квалифицированных кадров, а в обеспечение лояльности режиму среди молодежи и интеллектуалов. И все преобразования и изменения в беларусских университетах направлены именно на решение этой задачи.

«Беларусский журнал»