Медиаграмотность как чума для светлого образа вождя

Свой взгляд

Больше подробностей о конференции — смотрите в анонсе.

«Человек, товарищи, есть хомо сапиенс, который может и хочет. Может, эта, все, что хочет, а хочет все, что может. Нес па, товарищи? Ежели он, то есть человек, может все, что хочет, а хочет все, что может, то он и есть счастлив. Так мы его и определим» (А. и Б. Стругацкие, «Понедельник начинается в субботу»).

У этого текста будет не один эпиграф, как это обычно принято, а целых три. А возможно, даже и четыре. Но не все сразу.

Я начну издалека, потому что эта история, произошедшая почти 50 лет назад в глубокой Азии, как нельзя лучше иллюстрирует происходящее с массовым сознанием в нашем регионе в наши дни. С американскими солдатами, попавшими в плен во Вьетнаме, работали китайские специалисты-психологи. Предварительно отобранных по характерологическим показателям пленных содержали небольшими группами — до 10 человек, и вели себя с ними достаточно гуманно, потому что преследовали конкретную цель.

Вначале их пытались склонить к сотрудничеству долгими беседами, но это не помогало. Тогда их разделяли по одиночным камерам и на несколько дней лишали пищи, а потом вновь собирали всех вместе в одной комнате на беседу с китайцами. Им говорили, что восхищены их стойкостью и преданностью родине, но просили признать, что на их родине не все так уж идеально и что не все так уж окончательно плохо в Китае. И говорили: как только мы увидим, что вы честны сами с собой, мы прекратим морить вас голодом и дадим вам есть. Признать это было достаточно просто, потому что это была практически правда.

Первый шаг модификации сознания был сделан и закреплен небольшой переменой режима содержания к лучшему. Затем эта методика малых шагов, которую вы сами вполне можете спроецировать, продолжалась около года. В результате, примерно через год, более половины первоначальной группы пленных освобождали. Совсем. Их отпускали с возможностью добраться до своих. По возвращении в США они сами вступали в Коммунистическую партию Соединенных Штатов как убежденные сторонники коммунистической идеи. Их сознание было изменено или, если угодно, им успешно промыли мозги очень простыми средствами — совсем недалеко от уровня павловских рефлексов. Достаточно было соблюсти всего два условия: создать информационную изоляцию от внешнего мира и убедить человека в том, что он может изменением своего поведения улучшить свою жизнь.

Второй пример: я сам, будучи в городе Бийске, разыскал в самом начале двухтысячных улицу и дом, в котором жил вместе с сосланными туда НКВД родителями молодой Войцех Ярузельский. По соседству я нашел совсем старенького деда, который его помнил. Войцех, по его словам, был самым идейным среди местной молодежи. По полученному от деда описанию я делаю вывод, что у него развился комплекс вины за родителей, неполноценных, с точки зрения привитой ему в советском плену базы сознания, и он всеми силами пытался эту вину искупить своими достижениями в учебе и труде.

При этом сам Ярузельский был представителем шляхетского рода с родословной от начала XVI века, а его родной дед, в честь которого Войцеху дали имя, был участником Январского восстания и был сослан в Сибирь на 8 лет. Отец его умер там же в Бийске летом 1942 года вскоре после освобождения из Красноярских лагерей, а Войцех незадолго до этого заработал снежную слепоту на лесоповале и до конца жизни ходил в темных очках. И вот на такой вот семейно-исторической почве Войцех Ярузельский все равно стал самым промосковским из всех коммунистических генералов стран Варшавского договора и безжалостно подавлял выступления против единственно правильной идеологии во время им же введенного военного положения в Польше. 

Возможно, преамбула получилась слишком долгой, но она плавно подводит нас к тому, как же это возможно, чтобы после перестройки восьмидесятых, после относительно свободных девяностых, вдруг (хотя, ничего себе «вдруг» — 15 лет путинизма и 20 лет лукашизма!) мы пришли к такому уровню примитивизации общественного сознания, что волосы дыбом встают у тех, у кого они еще есть. Но из всего вышесказанного вполне можно сделать вывод: Nihil novi sub Sole. Или — сейчас вокруг нас в информационной сфере постсоветского пространства не происходит ничего непознаваемо сверхъестественного. 

Тем не менее, наблюдаемый феномен качественного изменения массового сознания жителей постсоветского пространства очень интересен для изучения. Нашему поколению, вообще, как оказалось, невероятно повезло — мы за одну жизнь наблюдаем коллапс целых двух геополитических систем: советской и постсоветской. Немногим повезло жить в такое интересное время. 
Но перейдем непосредственно к теме. Вот, извольте любить и жаловать слово-отмычку, которое у потенциальных зарубежных доноров общественных организаций стран нашего несчастного региона неизменно вызывает реакцию «сразу-да». Медиаграмотность. Слово это настолько емкое, что разговаривать о нем с донорами — одно удовольствие.

Но нас интересует более прикладной аспект, который может в перспективе сделать наш регион немного менее несчастным. Сегодня термины «медиаобразование» (media education), «изучение медиа» (media study) и «медиаграмотность» (media literacy) используются почти как полные синонимы. В основе всех их, понятно, лежит формирование критического отношения к медиаконтенту. Это все подразумевает наличие некоего субъекта-носителя медиаграмотности, взаимодействующего с медиасредой. Звучит прекрасно и настолько размыто, что все сразу думают, что им все понятно. Но потребитель «Совбелки» и БТ точно также уверен в своей медиаграмотности, как и потребитель «Белсата» и «Нашай Нівы». Субъектность медиаграмотности часто воспринимается как ее субъективность. Об этом можно говорить часами. Но чтобы не утомлять никого нытьем про то, что с нашего сегодняшнего уровня до минимального уровня медиаграмотности большинству беларусов нужно пахать лет 20 от забора и до обеда, я приведу как бы далекий пример — о чтении советских газет.

Насколько я помню вечерние разговоры друзей моего отца на кухне, которые подслушивал через закрытую дверь, наивысший уровень медиаграмотности наше общество демонстрировало во времена застоя в Советском Союзе. Тогда все тексты центральной прессы, радио и телевидения были настолько жестко каноничны и стереотипны, что по малейшим стилистическим меандрам умелый читатель между строк мог вычитать очень точно, что же случилось на самом деле. Чаще всего это было нечто с точностью до наоборот по отношению к вектору прямой семантики газетного текста. Если во время объявленного самим же Кремлем моратория «произведен взрыв 10 тысяч тонн обычных взрывчатых веществ на острове Новая Земля» — значит, ядерный полигон опять включили. Если «уровень радиации в районе ЧАЭС неуклонно снижается» — значит, он зашкаливает. Если в сбитом нашей советской авиацией корейском «Боинге» «тел пассажиров не обнаружено» — значит, мы таки угробили гражданский борт со всеми вытекающими. Тогда, как видите, воспринимать информацию было гораздо проще — достаточно было всего лишь переставить знак.

Таким образом, мы подошли ко второму из обещанных трех-четырех отправных афоризмов.

«Правда — это то, что сейчас во благо королю» (А. и Б.Стругацкие, «Трудно быть богом»).

Слово «стереотипы» было введено в научный оборот в 1922 году двукратным лауреатом Пулитцеровской премии Уолтером Липпманом. Он вообще был человеком достаточно провидческого склада и предсказал многие кризисы демократии как государственного устройства, опирающегося на диктатуру большинства, которое само по себе является сообществом малокомпетентных в важных вопросах людей. Впрочем, он в своих работах «Общественное мнение» и «Призрак общественности» напрямую ссылался на Платона — с ходом тысячелетий люди меняются мало. 

Липпман считал, что, говоря современным языком, человек в медиасреде оперирует не фактами, а проекциями и их конгломератами. И чем более высок уровень абстрагированности такого оперирования, тем дальше от эмпирических фактов. Стереотип же высшего уровня, охватывающий все остальные конгломераты стереотипов, он называл «социальная реальность». Для повторения университетской базы, стереотип по Липпману — упрощенное, заранее принятое представление, не вытекающее из собственного опыта. Мы уже почти дома, да? Точнее, уже почти в телевизоре.

У Липпмана речь идет о структуре стереотипов восприятия. В телевизоре же мы имеем дело со стереотипами политической рекламы и пропаганды. Это стереотипы второго уровня — надстроечные над первыми, но вытекающие из них напрямую. Без своей базы они были бы малоэффективными. Чем меньший шаг нужно проделать условному зрителю или читателю от стереотипа восприятия до стереотипа второго уровня, тем эффективнее будет его воздействие. Именно в этом кроется разгадка феномена: чем примитивнее пропагандистский стереотип, тем легче он будет ассимилирован в собственную систему стереотипов личности или же социальной и этнической группы.

Но все вышесказанное по поводу процесса ре-проекции реальности на базе дерева стереотипов до сих пор не учитывало основной элемент, обеспечивающий действенность пропаганды. Мало пользоваться удачными штампами — нужно их еще максимально накачать эмоциональным фоном. Пропаганда будет тем успешнее, чем более она способна всколыхнуть эмоциональную сферу адресата, при этом стараясь одновременно подавить реакцию его рациональной сферы. Чем к более глубинным, атавистичным слоям эмоций будет апеллировать пропагандистский посыл, тем легче ему будет имплантировать в сознание свой заряд мотивирующей энергии. Именно поэтому на поверхностном уровне сообщение строится с позиции интересов получателя, хотя на глубинном — с позиции интересов пропагандиста.

При своем воздействии пропаганда сталкивается со следующими основными барьерами:

1. Избирательность внимания — человеку свойственно фильтровать сигнал от шума. Поэтому упаковка пропагандистского сигнала делается максимально привлекательной, а сам сигнал ярким;
2. Избирательность восприятия — человеку свойственно отторгать представления, конфликтующие с его мировоззрением и эмоциональной базой. Поэтому пропаганда применяет упомянутую в самом начале рассказа «политику малых шагов» для достижения значительных изменений в поведении путем углубляющегося повторения имплантируемого в сознание, а иногда и подсознание содержания;
3. Избирательность призыва — на базе двух вышеупомянутых фильтров возникает третье ограничение, которое коротко можно охарактеризовать так: не тратить времени на совсем чужих — их переубедить все равно не удастся. Чужих запугивают, а не переубеждают. Это отдельный вид пропаганды — деструктивная пропаганда. Созидательная же пропаганда направляется на тех, чей рациональный барьер она в состоянии пробить своим посылом и формой. 

Суммируя, чтобы обойти и использовать эти защитные психологические барьеры в своих целях, пропаганда должна соответствовать следующим требованиям: 

1. Быть направленной на конкретную целевую аудиторию;
2. Привлекать внимание этой аудитории и соответствовать ее интересам;
3. Преодолеть шум, исходящий от других сообщений, с помощью повторения;
4. Соответствовать представлениям целевой аудитории и избегать конфликтной информации;
5. Удовлетворять интересы и потребности данной целевой аудитории. 

Каждый человек имеет социально и физически обусловленную пропускную способность канала восприятия информации из внешнего мира. Человек девятнадцатого столетия получал информацию по каналам, которые по своей эмоинформационной насыщенности даже близко не подходили к границе монополизации индивидуальной пропускной способности канала. А действенность нынешней телевизионной пропаганды на российских телеканалах так высока именно потому, что там идет постоянная борьба за заполнение всей ширины канала восприятия.

Даже в развлекательных и детских передачах замечена масса примеров пропагандистского воздействия. Например, серия мультфильма «Лунтик» про ягодопровод и про то, что отрицательные персонажи, очень похожие на украинцев, крадут из него ягоды по дороге от точки сбора ягод до точки их складирования. Или недавний казус про украинских синичек и русских снегирей, которых якобы убивают в Украине из-за их цвета. Цитирую дословно заметку с сайта «ANNA NEWS»:

«Педагоги украинской школы № 106 в Запорожье на Украине превзошли всю имеющуюся на сегодняшний день украинскую патриотическую истерику. На уроках в начальных классах учителя призвали детей спасать зимой от голода синиц и уничтожать снегирей. По мнению педагогов, синица, имея желто-голубую раскраску, символизирует собой Украину, а красногрудый снегирь олицетворяет имперское, красное зло по имени СССР и его правопреемника — Россию. Каждый снегирь у кормушки, сделанной руками украинского ребенка, отбирает у синички (Украины) еду. И по этой причине снегирей желательно не кормить. И если прогнать или, например, застрелить снегиря из пневматического оружия, это будет особо символичным жестом в борьбе за победу всего украинского». 

Человек с внешним каналом, перенасыщенным пропагандой, поначалу еще пытается найти альтернативные источники, но когда в его национальном информационном пространстве по всем каналам доминирует одна и та же окраска инфоконтента, он раньше или позже редуцирует спектр каналов до одного-двух, и чаще всего это будут именно телевизионные каналы. В этом — новое достижение российского телевидения: сведение многообразного инфомира к инфосфере средневековой деревни, где единственным ньюсмейкером является суверен или его законные представители.

Президент США с 1968 по 1973 годов Ричард Никсон во время одного из своих выступлений сказал, что считает 1 доллар, вложенный в пропаганду и информацию, более ценным, чем 10 долларов, вложенных в создание систем оружия, ибо последнее вряд ли будет когда-либо употреблено в дело, в то время как информация работает ежечасно и повсеместно. Правда, Никсона излишняя любовь к чужой информации с целью изготовления своей пропаганды и сгубила — он единственный президент США, который вынужден был уйти в отставку досрочно из-за Уотэргейтского скандала.

Обратите внимание, что я не сказал в ходе всего рассуждения ни одного слова о классических критериях объективной журналистики: отделении факта от комментария, ясного жанрового кадастра СМИ, максимализации количества кросчекинга источников. Мы давно уже не на этой планете, если говорим о большинстве российских СМИ сегодня. Это вообще не СМИ. Это информационные войска Российской Федерации, действующие вопреки интересам народа Российской Федерации. Кто вспомнит количество награжденных госнаградами в Кремле российских журналистов после войны 2008 года в Грузии? Больше 100. А за освещение «Крымнаша?». В этом году — уже больше 200!

Поэтому когда кто-то начинает говорить, что отключать у нас в стране вещание российских телеканалов не совсем правильно, ибо нарушает фундаментальные принципы свободы слова, то я хочу задать такому человеку встречный вопрос: а как вы считаете, деятельность продавцов хлеба и продавцов героина должна регулироваться одним и тем же законом? Или о торговле героином нужно принять отдельный закон?

Потому что психологический эффект от воздействия российских телеканалов на аудиторию однозначен: они, применяя манипуляцию и сознательное искажение фактов и, более того, постоянно создавая фейковую реальность, вызывают в представителях этой аудитории желание ехать на Донбасс убивать живых людей. Это уже не СМИ, это соучастие в военных преступлениях своего государства, за которые полагается Гаага.

Тем временем в Беларуси эти каналы не просто входят в социальный пакет, распространяемый для абсолютно всей телеаудитории страны, а еще и имеют здесь зарегистрированные юрлица, успешно осваивающих более половины стомиллионного в год (в долларах) рекламного рынка нашей страны. Это к вопросу об информационной безопасности страны, которую призваны обеспечивать государственные власти.

Ну, вот мы и подошли к третьему и наиболее содержательному, на мой взгляд, микроэпиграфу рассуждения.

«И всегда будут невежественные люди, питающие восхищение к своим угнетателям и ненависть к своему освободителю. И все потому, что раб гораздо лучше понимает своего господина, пусть даже самого жестокого, чем своего освободителя, ибо каждый раб отлично представляет себя на месте господина, но мало кто представляет себя на месте бескорыстного освободителя» (А.и Б. Стругацкие, «Трудно быть богом»).

Мы имеем дело с восторженным инфорабством. И в Беларуси, и в России. В этом состоянии информационной героиновой эйфории общества прямое апеллирование к рассудочным доводам было бы малоэффективным. В чем можно убедить человека, который понимает, что ему врут, но внутреннее удовлетворение от сопричастности к этому лживому конструкту вызывает у него состояние, близкое к экстазу. Дирижерам этого телеспектакля остается только в процессе передачи менять знак экстаза: от гневного до упоительного. В ритме бразильского телесериала с эмоциональными пиками через каждые 2 минуты. Такой интервал воздействия на чувства зрителя психологи сочли наиболее продуктивным — он не позволяет отрываться. Посмотрите российские ток-шоу с секундомером в руке, параллельно отчерчивая кривую эмоционального накала — вам многое станет предельно ясно. Вы часто спорите с пьяными? И тут ситуация весьма похожа.

Что можно сделать в ответ? Переврать Киселева? На это даже Лукашенко неспособен. У него вранье изобретательное — контекстное, а не концептуальное. На Киселева работает целый коллектив, включая психологов. Он врет до самых печенок — всем собой. Это талант. Но иногда достаточно просто процитировать , но творчески. Вот так, например: 

У беларусского общества сейчас не слишком большой набор средств для действия, уравновешивающего вектор этой токсичной пропаганды. Но каждый из нас обладает силой точечного воздействия, которое можно мультиплицировать благодаря социальным сетям и общественным организациям. У нас есть сеть национальных СМИ и онлайн-ресурсов. Ими руководят весьма разумные люди. Выработка скоординированного взаимодействия этих СМИ может увеличить эффект их воздействия, особенно в приближающийся кризисный период.

Активная медиаграмотность предполагает действие, а не только восприятие. Medium is a massage — как говорил человек, предсказавший победу Кеннеди над уже упоминавшимся Никсоном. Мы можем «тут и теперь» выработать достаточно динамичный и эффективный инструментарий низового действия, который сработает. Он не сможет переубедить чужих. Но потенциально своих — вполне. А кто не против нас — тот уже наполовину с нами. Ну и, наверное, пора начинать вести системный мониторинг деятельности российских СМИ на территории Беларуси. Включая только что открытый в Минске медиахаб «Спутник», он же корпункт «Russia Today». Мониторинговые данные — это, к примеру, аргумент при жалобе в суд. Даже в беларусский, если в материале содержится призыв к разжиганию национальной розни. Это надо делать.

У поляков 123 года не было собственного государства, но они сохранились как народ. И у нас, наверняка, тоже все получится, если мы не будем сдаваться без боя. Проиграть мы можем только в одном случае: если мы не сделаем ни одного из чудес из нашей магической книги, а все за нас сделают маги других школ. Поэтому я бы закончил цитатой из того же произведения Стругацких, с которого начинал этот текст:

«Постарайтесь понять, Александр Иванович, что не существует единственного для всех будущего. Их много, и каждый ваш поступок творит какое-нибудь из них... Вы это поймете, — сказал он убедительно. — Вы это обязательно поймете» (А. и Б. Стругацкие, «Понедельник начинается в субботу»).

Смотрите также видеозапись конференции: