Сельские мигранты в формировании городской среды Гомеля: вчера и сегодня

Понаехали тут-с...

Процесс превращения сельского жителя в городского хорошо известен и закономерен. А вот то, что в жизни Гомеля были явления обратного порядка - переход из статуса горожанина в крестьянское положение, известно меньше. Но именно это произошло после присоединения города к Российской империи по первому разделу Речи Посполитой в 1772 году.

Тогда местечко Гомий было подарено Екатериной II своему фавориту и победителю турок графу Петру Румянцеву. Для того, видимо, чтобы сделать подарок весомей, часть гомельских мещан (горожан) были обращены в крепостные крестьяне. Следует сказать, что положение горожан в Речи Посполитой тоже было далеко не привилегированным. Хоть они и не платили чинш и не отрабатывали панщину, но также несли ряд натуральных повинностей-отработок в пользу государства, а точнее - главы администрации города. Сын графа Румянцева-Задунайского, Николай Петрович, хотя и был известным просветителем, тем не менее, занимаясь перепланировкой города после грандиозного пожара 1801 года, не нашел ничего лучшего, как отселить часть жителей за черту города - для придания городскому центру правильного обустройства, публикует текст о миграции в регионе "Стратегическая мысль".

Таким образом, до 1861 года увеличение населения Гомеля обеспечивалось, в основном, за счет его собственного естественного прироста. Притоку людей извне мешали сословные рамки феодального государства, крепостное право и общая стагнация преимущественно аграрной экономики. Единственным серьезным демографическим скачком того времени стало прибытие еврейского населения, мигрировавшего в города и местечки ВКЛ в XV-XVI веках от обрушившихся на них в Германии преследований.

Положение резко изменилось после отмены крепостного права, когда на формирующийся капиталистический рынок хлынул поток освободившихся крестьян. И если в первое десятилетие после начала крестьянской реформы в Гомеле работу вчерашние крепостные могли найти, в основном, лишь на небольших обрабатывающих предприятиях и ремесленных мастерских, то с прокладкой железной дороги в 1873 году количество рабочих мест в Гомеле резко увеличилось. Во-первых, теперь рабочие руки нужны были самой Либаво-Роменской железной дороге и ее Главным мастерским, также находившихся в Гомеле. В этих мастерских к началу XX столетия было занято уже до 2 000 человек. Во-вторых, железная дорога дала мощный толчок росту в Гомеле промышленных предприятий самого разного типа. Естественно, что подавляющее большинство рабочих на железной дороге и на гомельских фабриках и заводах составляли крестьяне окрестных деревень. Основным местом расселения рабочих-железнодорожников стал Залинейный район - "Залиния". Эти бывшие пустующие земли у линии железной дороги были самозахватом заняты железнодорожниками, отстроившими здесь целые улицы. Застройка здесь была узаконена Гомельской городской Думой только около 1905 года, возможно, не без косвенного влияния событий первой российской революции. При этом социализация вчерашних крестьян в Гомеле проходила относительно безболезненно. Быт гомельских рабочих того времени, как и коренного мещанства из числа мелких ремесленников и торговцев, имел немало общего с сельским.

В Гомеле почти не строили бараки для пролетариата, как в крупных промышленных центрах вроде Петербурга. Всеми правдами и неправдами рабочие размещались в своих собственных домах и домишках усадебного типа, либо на съемных квартирах. Жизнь здесь протекала вполне патриархально - немалым подспорьем для многодетных семей, в которых единственным кормильцем был муж, являлись огороды и фруктовые сады. Ведь женщин на государственную службу, например, на ту же железную дорогу, в царской России не брали. Часто в таких хозяйствах содержали также домашнюю птицу и скот. Местные журналисты начала XX века, живописуя Гомель, сообщают о гусях, утках и свиньях, блаженствующих в лужах грязи даже на центральных улицах. Фрукты, овощи, а иногда и «продукцию животноводства», гомельские мещане продавали на городских рынках, вместе с крестьянами из окрестных сел.

Таким образом, попавшие в город сельчане не чувствовали глобального отрыва от привычной жизненной среды. Но не потому, что властями или обществом предпринимались какие-то меры по их адаптации - наоборот, какие-либо социальные программы тогда вообще практически отсутствовали. Просто разница в жизненных укладах между деревней и такими уездными городами, каким был Гомель, тогда была еще не столь существенна.

В городах существовал и аналог привычного крестьянину общинного устройства. Районы частной застройки делились на отдельные участки-общества, обладавшие определенными зачатками низового самоуправления. Правда, как и сельская община, городские «общества» были более адаптированы под фискальные и репрессивные нужды государства, чем для выражения интересов жителей. Жестко контролируясь полицией и властями, такие территориальные сообщества, например, использовались для вынесения «общественных» приговоров о высылке "неблагонадежных элементов" - как политических, так и уголовных. Общинные порядки и полицейский режим сдерживают и свободную миграцию сельского населения - крестьяне по-прежнему лишены паспортов, документы им выписывает волостное и земское начальство только в тех случаях, когда считает это нужным. Покинуть же сельскую общину можно также только с ее разрешения...

Между прочим, массовая миграция освобожденных от крепостного права крестьян в города имела и свою обратную сторону - выпавшие все же из привычных рамок, трудовые мигранты из села иногда серьезно поднимали в городах уровень преступности. Также, по мнению некоторых городских этнографов, например, Натальи Лебиной, именно из сельских практик перекочевало в большие города такие "развлечения", как стеночный кулачный бой. О широком распространении групповых кулачных боев и просто массовых драк в Гомеле в начале XX века сообщает и гомельский исследователь Оксана Ященко.

Вполне возможно, что наблюдая за незамысловатыми развлечениями детей недавних крепостных, кто-нибудь из рафинированных гомельских мещан, поглаживая плисовую жилетку, недовольно резюмировал: "Понаехали тут-с..".

В 1772 году население Гомеля составляло 5 000 человек, в 1861 - 13 000, а в 1900 году - уже 79 тысяч человек. Таким образом, если при крепостном праве и жестком ограничении миграции население Гомеля выросло только чуть более чем в 2,5 раза почти за столетие, то менее чем за 40 лет - в 6 раз! Большую часть новых гомельчан, несомненно, составили выходцы из сельской местности и члены их семей.

"Гомсельмаш" как двигатель миграции

После революции 1917 года и в ходе гражданской войны, на фоне спада в промышленности и общей разрухи, происходит определенная аграризация городов. Правда, Гомеля, который за исключением эпизода стрекопытовского мятежа, не находился в зоне активных боев, это коснулось в меньшей степени. И если в первую мировую наблюдался даже приток квалифицированных рабочих, эвакуированных в Гомель из центральной Польши и Западной Беларуси, то в годы гражданской войны имел место обратный процесс - много гомельчан ушло на фронт по мобилизации или добровольно. Им на смену уже в период НЭПа приходили молодые деревенские парни. Особенно же активно начался приток рабочей силы из деревни с началом индустриализации, с конца 1920 годов. В этот период в Гомеле были построены швейная фабрика "Коминтерн" (1919), машиностроительный завод "Двигатель революции" (1920), типографская фабрика "Полеспечать2 (1921), обувная фабрика "Труд" (1922), электростанция (1923-1927), кондитерская фабрика "Спартак" (1924), трикотажная фабрика "8 Марта" (1926), завод "Пролетарий2 (им. С. М. Кирова, 1926), завод "Гомсельмаш" (1930), АРЗ (1939), и многие другие.

Подготовка специалистов для новых предприятий велась на открывавшихся тогда же техникумах и в фабрично-заводских училищах (ФЗУ). Слово "фабза" уже тогда стала носить определенный негативный оттенок. Жилья для новых рабочих не хватало - предприятия сооружали его хозспособом. В частности, для рабочих завода "Гомсельмаш" строились так называемые «легкие типовые дома», по сути - бараки, составившие основу знаменитой в свое время "Рощи". Впрочем, набор рабочей силы на предприятия зачастую осуществлялся целевым образом - свободная миграция была стеснена системой ограниченной выдачи паспортов сельским жителям, оставшаяся в наследство от царской России. Невзирая на все трудности, население Гомеля стремительно росло, и в 1941 году насчитывало 144 000 человек. То есть выросло с начала века почти на 80 процентов - и это несмотря на потери в первой мировой и гражданской войне и от связанных с ними эпидемий.

Вторая волна индустриализации Гомеля в 1960-1970-х годах, когда расширялся завод “Гомсельмаш, строились заводы ЗЛиН, Гомельский химзавод, ПО "Коралл", РТО, Гомельский радиозавод и другие, повлекла за собой еще более значительный рост населения за счет трудовых мигрантов из сельской местности. Количество жителей Гомеля к 1980-м годам увеличилось до полумиллиона. В течение нескольких послевоенных десятилетий баланс городского и сельского населения в Беларуси существенно меняется - если до войны до двух третей жителей проживало в сельской местности, то к 1980-м годам наблюдается обратная пропорция - около двух третей граждан БССР живут в городах. Во многом для нужд новоприбывших разрабатываются и строятся типовые крупнопанельные дома с малогабаритными квартирами - знаменитые "хрущевки", а также рабочие общежития и "ноу-хау" того времени - пресловутые "малосемейки"... Целые районы Гомеля превращаются в плавильные котлы, где происходит социализация новых горожан.

Новые гомельчане

Естественно, что прежде всего к таким районам относились жилые массивы в промышленной зоне города - микрорайоны Гомсельмаш, Западный, Фестивальный, Волотова и другие. Во многом под влиянием приезжих здесь в это время сложился определенный социальный микроклимат. С другой стороны, в черту Гомеля вливаются и бывшие деревни, но уже по сути давно ставшие частью города - Прудок, Старая Волотова, Мильча, и другие.

Процесс вхождения выходца из сельской местности в городскую среду был непростым, несмотря на все усилия, которые предпринимались в этой области советским государством. Прежде всего, сказывалась разница в культуре города и деревни, как в материальной, так и духовной. Парадоксальным образом, но этот перекос создало само социалистическое общество, и декларативно, и на деле стремившееся к социальной справедливости и всеобщему процветанию. Дело в том, что рост благосостояния городских жителей, получавших квартиры, качественные образование и здравоохранения, и, что самое главное - большой объем услуг в сфере досуга, культуры, спорта, и так далее, обладавших несравненно большими возможностями для развития, ведут к заметному разрыву в этих областях между городом и деревней. Сельская молодежь всеми способами пытается вырваться в город. Ранее этому препятствовала система ограниченной выдачи паспортов, но в 1974 году она была отменена.

Для большинства деревенской молодежи первой ступенькой жизни в городе становились профессионально-технические училища (ПТУ), техникумы и ВУЗы. Поступление в последние для выпускников сельских школ было облегченно - фактически по системе "позитивной дискриминации". А вот в ПТУ "деревенские" сталкивались с самой настоящей дискриминацией - уже со стороны своих городских однокашников. Мои респонденты - учащиеся ПТУ № 67, Игорь Р., Сергей З., 1966 г. р., "городские", рассказали следующее - выходцы из села пренебрежительно именовались в училище "крестами", "лохами", "плугами". По этому же принципу все ПТУ и сменившие их колледжи до последнего времени на уличном сленге также назывались "лохарнями". Помимо этого, в училищах существовала еще и своеобразная возрастная иерархия между курсам, частично напоминавшая армейскую "дедовщину". Таким образом, первокурсники-сельчане подвергались максимальному третированию. Впрочем, в основе этой, как и всякой другой дискриминации, лежали прежде всего материальные интересы - в полном соответствии с законами марксизма-ленинизма, которые преподавали на уроках обществоведения учителя ПТУ, также иногда просто терроризированные своими буйными "учениками". Так вот, целью пэтэушной сегрегации являлось не только самоутверждение неформальных "лидеров" и комплексы подростковой агрессивности, но регулярные поборы и вымогательство. После каждой поездки домой в общежитие к "деревенским" являлись "городские", банально отбиравшие "свою долю" родительских продуктов и денег.

В 70-80-е годы на гомельских улицах среди молодежи имела место своеобразная ксенофобия. Только ее объектом являлись не лица другой национальности, а выходцы из белорусского села. Которых пренебрежительно называли "колхозники, колхозаны..." Респондент Николай Н., активист белорусского движения, вспоминал, как в 1970-х годах он со сверстниками ходил к общежитиям в Костюковке "гонять деревенских". Милиция задерживала их с ножами в карманах, но отпускала. Николай Н., правда, этому отношению советских правоохранителей к несмышленым малолетним нарушителям дает весьма фантастическое объяснение: "Они нас отпускали, потому что хотели нашими руками истреблять молодых беларусов..."

Помимо молодежного хулиганства, эта "агрофобия" имела и другие уровни и формы. Старое ядро гомельского мещанства рассматривало наплыв сельских жителей как угрозу своим культурным ценностям, в частности – "чистому" русскому языку. Высмеивание людей, разговаривающих на "трасянке" или с сельско-белорусским акцентом, было распространено чрезвычайно широко. Помимо "культурных" амбиций, такого рода нетерпимость отчасти объяснялась и той конкуренцией, которую новоприбывшие могли создавать старожилам. Не сказать, что за рабочие места - работы в то время хватало на всех. И не за рынок вообще - плановая экономика исключала соперничество за сбыт продукции или ресурсы, предопределяющее остроту современных конфликтов на подобной почве. Но вот в "делании карьеры" на госпредприятии и в учреждении всегда существовали риски, что кто-то перейдет дорогу... Ситуация усугублялась тем, что выходцы из деревень, в борьбе за выживание, были способны на поразительную родственную солидарность и взаимопомощь. И тут и им тоже надо отдать «должное» - пресловутая клановость, столь характерная для Гомеля, во многом сложилась на основе семейных и земляческих связей, уходящих корнями в традиции аграрных сообществ...

Города и агрогородки

В конце 80- 90-е годы произошел последний выброс сельских жителей в городское пространство Гомеля - тут размещаются чернобыльские переселенцы. Переселение отличалось тем, что в нем участвовали практически все половозрастные категории. Во дворах, на лавочках замелькали и фольклорные платочки бабушек, и целые ватаги парней с достаточно девиантным типом поведения. Один из районов их компактного размещения - улица Чечерская, за этот своеобразный колорит была даже прозвана "Чечней".

Сегодня в связи с трансформациями, происходящими в социальной и экономической сферах, темпы притока сельских мигрантов и структура их занятости в городах претерпевают серьезные изменения. Во-первых, с началом экономических реформ не только не строятся новые предприятия, но закрываются многие из старых - РТО, Коралл, Гомельский судоремонтно-судостроительный завод - еще в 90-х, Гомельский подшипниковый завод и другие - в наши дни. Существенно сократили свое производство на ряде других заводов и фабрик, включая градообразующие "Гомсельмаш" и ЗЛиН. Во-вторых, на ряде производств бывшие общежития приватизированы, и перед приезжим соискателем работы встает вопрос не только трудоустройства, но и съема далеко не дешевого жилья. В-третьих, значительная часть потока трудовой миграции направлена сегодня уже не в Гомель и другие областные центры Беларуси, а в Москву и рынок труда России, где зарплаты выше. В лучшем случае - в Минск. В-четвертых, ситуация романтического поиска девушками-лимитчицами местных женихов, обеспеченных жилплощадью, так выразительно описанная в фильме "Москва слезам не верит...", все чаще принадлежит теперь только кинематографу. Сегодня адаптация молодых женщин в городке через "урбанистическое" замужество осложняется многими факторами, включая прагматизм современных молодых людей и растущую отчужденность между социальными стратами.

Областями занятости, куда сегодня более всего привлекается рабочая сила из сельской местности, являются прежде всего строительная отрасль и сфера услуг. При этом, как свидетельствуют исследования профессора ГГУ им. Ф. Скорины Дмитрия Лина, качественно меняется состав миграции и по половозрастному принципу. Уже начиная с 1960-х годов в потоке мигрантов из сельской местности преобладают женщины. По данным профессора Лина, соотношение женщин к мужчинам-мигрантам из села особенно высоко в Гомельской области и составляло, без малого, две женщины на одного мигрирующего мужчину. Раньше это было связано с механизацией и сокращением простого физического труда в деревне, что делало там неквалифицированных женщин-работниц невостребованными. Сегодня же мы рискнем предположить, что, наоборот, определенная феминизация самых разных видов деятельности в городе, благодаря автоматизации и компьютеризации, и развитие преимущественно сферы торговли и услуг, делает спрос на девушек-работниц более высокой.

Есть еще одно отличие - в прошлом мигранты из села приносили в город свои особенности культуры, приносили свои или поддерживали ранее существующие народные обычаи. Такие, например, как широко известные калядные Щедрики или Радуницу, народную песенную и танцевальную культуру, и т. д. Сегодня глобально унифицированная цивилизация способна гораздо быстрее ассимилировать и поглотить любые остатки этнографических традиций месте с их живыми носителями.

В прошлом сельские мигранты, так или иначе, но существенно влияли на жизнь Гомеля. Кто-то обвинял их при этом в понижении общего уровня бытовой культуры. Кто-то пытался выстаивать в отношении них дискриминационные отношения и использовать это в своих интересах. Но в прошлом у нас все же удалось избегнуть образования мигрантских анклавов с криминализированными элементами, что характерно, например, для стран Азии. Или для соседней России, где внутренних мигрантов стали заменять более дешевыми гастарбайтерами из аграрных республик или регионов бывшего Советского Союза, от таджиков до жителей западной Украины.

И при всей неоднозначности процессов социализации сельских жителей в городе все же следует помнить о том, что значительное количество предприятий и жилых микрорайонов воздвигнуто у нас руками этих мигрантов, и их вклад в материальную культуру города самый непосредственный и чрезвычайно большой. А самое главное - в течение долгого времени, при всей внешней непрезентабельности, эти люди из белорусской глубинки являлись живой связью с народной культурой и традицией. Такой, какая она есть...