Как ликвидаторов Чернобыльской аварии обманывали с дозами облучения

Сегодня, 26 апреля, прошло 29 лет со дня аварии на ЧАЭС. Мы уже писали о том, что на 2056 год придется пик нарастания америция, и жителей Беларуси ждет постчернобыльский ад. Хромосомные мутации и деградация биологического вида в четвертом поколении ждут наших правнуков из-за полученного нами "чернобыльского заряда" плутонием. Данные исследований шокируют ученых Беларуси и Украины, которые собрались в Минске в канун 30-летия катастрофы. 

Профессор, доктор технических наук, действительный член Международной Академии Экологии Георгий Лепин - автор проекта Закона "О социальной защите граждан, пострадавших от Чернобыльской катастрофы", а также книг "Чернобыльская мозаика" и "Горькая правда об атомной энергетике".  

Инженер ЧАЭС Владимир Усатенко - автор законов по ядерной и радиационной безопасности, народный депутат Верховного Совета Украины 1-го созыва, организатор комиссии радиационной защиты Украины.

Лепин и Усатенко - непосредственные участники ликвидации последствий аварии и все видели своими глазами. Они рассказывают о дикости процесса ликвидации аварии на ЧАЭС и чудовищных фактах, которые до сих пор замалчивают власти.  

Георгий Лепин:

- Реактор взорвали - я не случайно говорю "не взорвался", а именно "взорвали", потому что при проведении того злополучного эксперимента сделали массу грубых ошибок. Поэтому когда говорят, что это - техногенная катастрофа, я не могу согласиться. Реактор взорвали люди.    

С самого начала все действия персонала были неразумными. Попытка заливать реактор водой - когда температура достигала там тысяч градусов! - привела к тому, что людей просто сожгли. Кроме того, вода могла вызвать новые взрывы, и этого чудом не произошло.

Запрашивали поставку соединений бора в Москве, чтобы затушить реактор, а там его отправили автотранспортом вместо того, чтобы отправить самолетом. Привезли, когда было уже поздно. Организация ликвидации была совершенно дикая!

Все происходило в полнейшей секретности. Никто не знал, что происходило в городе Припять, который находился в трех с половиной километрах от реактора.

Что там происходило? Я беседовал со многими людьми, которые жили там. Они рассказывали следующее: сразу после взрыва в городе вдруг начали появляться ларьки, где торговали водкой, сухой колбасой (которую в СССР мы тогда не видели), свежими огурцами. Все это интенсивно начали продавать людям прямо на улицах! Тут же создавались компании, которые сидели и пьянствовали на обочине. Детишки копались в песке, ужасно грязном… Школы все работали. Врут, когда говорят, что их предупредили и закрыли. Некоторые директора школ единственное, что смогли сделать, это запретили открывать окна (тогда было жарко) и поливали полы водой. И не говорили школьникам, почему это делают. Это был страшный секрет.

Академик Ильин сейчас говорит: "Как здорово эвакуировали город Припять! За три с половиной часа вывезли всех людей!". Да, вывезли. Но до этого 34 часа их обманывали.

Он также говорит, что всем людям предлагали закрыть форточки, окна. Вранье. Не было этого. Улицы поливали какой-то жидкостью, а дети бегали и норовили попасть под этот "душ". То есть, делалось все, чтобы люди не знали о том, что произошло на АЭС.

Мне довелось видеть карту поражения территории Беларуси радиоактивным йодом. Можно сказать, совершенно секретную карту. Из нее следует, что территория Беларуси была практически полностью покрыта выбросами йода. В Беларуси йода обычно недостаточно, поэтому щитовидка в значительной степени свободна. Как только появился радиоактивный йод, он начал активно поглощаться щитовидкой. Там где уровень заражения был очень высоким, щитовидка полностью поглотила этот йод за полчаса, а в другом месте - за сутки, за двое, за трое, но заполнилась этим радиоактивным йодом. То есть, все люди, проживающие на территории Беларуси, получили сполна! До 1986 года в Беларуси было всего 1-2 случая заболевания щитовидки, после взрыва - тысячи.

Владимир Усатенко:

- Сначала персонал ЧАЭС жил в городе Припять, а потом его перевели в пионерлагерь "Сказочный", в 20 км от станции. Впервые там был налажен более-менее удовлетворительный дозиметрический контроль: устанавливали дозу, полученную человеком за время работы на станции. Люди приезжали и заполняли журналы контроля.

Потом все эти записи вдруг исчезли из сейфа. Никто не знал, куда они делись. Подключили КГБ - они говорили, что ищут пропажу, но в итоге никто ничего не нашел.

Через какое-то время этот дозиметрический пункт перевели в Чернобыль. Там тоже накопили данные за определенный период, и они снова исчезли! И так повторялось несколько раз. Фактически, данных о дозах, полученных персоналом станции, нет.

Что касается дозконтроля призванных военнослужащих. В то лето я вел этот контроль. Мы работали все на четвертом блоке, и нам выдавали конденсаторы-накопители. Их заряжали, а время, за которое он разрядился, соответствовало полученной дозе радиации. Причем, разброс параметров этих дозиметров был 80%! То есть, если четыре дозиметра положить в один сапог, то они покажут разные значения…

Тем не менее, хотя бы эти данные дозиметров заносились в журналы. И говорили нам, что где-то ведется централизованный контроль. В каждом подразделении велась своя тетрадь, чтобы не переоблучать людей, которые уже набрали дозу. По статистике, самую большую лучевую нагрузку получила армия, потому что там велась хоть кое-какая дозиметрия.

Позже нам выдали еще термолюминесцентные индикаторы, которые после отжига на спецоборудовании показывали накопленную дозу. Потом их у нас забрали и сказали, что будут проверять, но вывезли и скинули в овраг.

Так же и пленочные дозиметры за первые часы работы станции. Все прекрасно знали, что пленки засвечены (радиацией) и по трекам можно было определить полученные дозы. Начальство собрало их в большой мешок, и пленки исчезли в неизвестном направлении. Дозиметрия тогда велась таким способом, что невозможно достоверно установить предел доз, полученных людьми.

Солдатам, которые получали дозу около 100 бэр, по инструкции оказывалась чисто симптоматическая помощь - глюконат кальция и минеральная вода. Никаких других способов лечения не было.

Если - около 300 бэр, то оказывали такую же помощь, хотя человек наполовину обречен. Если полученная доза была свыше 500 бэр, то человеку вообще не оказывали никакой помощи, он должен был выполнять боевую задачу. Естественно, 500 бэр - смертельная доза.

Именно эти нормы были перенесены на весь персонал АЭС и привлеченных к ликвидации аварии людей. Это страшно, потому что вся эта инструкция Ильина по определению загрязнений территорий основывалась на методиках при полигонном взрыве ядерного боеприпаса, отслеживании облака на определенной высоте и так далее. По ней определяли дозы, и что где выпало… Это грубейшая ошибка!

Г. Л.:

- Скорее, мы узнали о том, как должен был вестись контроль за дозами. А я расскажу, как он велся на самом деле. Конкретная ситуация: выходят на кровлю солдаты, им выдают эти "карандаши" (накопители). Вышли. Вернулись. В штабе сидит майор, перед ним - прибор. Заходят к нему солдаты, каждый из них отдает майору свой "карандаш". А я сижу позади майора и вижу, что он делает.

Он берет "карандаш", вставляет в прибор - тот зашкаливает. И что майор пишет в журнале? 24,3 бэра, 22,8 бэра… У него - условие: не более 25, ограничение допустимого уровня. До 25 можно, дальше - нельзя, потому что человек набрал дозу. Но работники зоны поняли это по-своему: нельзя писать больше 25, а сколько там набрал солдат - его дело.

В общем, эти солдаты понабирали столько, что уму непостижимо. Но про это нигде не писалось.

Я как-то позже обычного сдал дозиметр, и его показания случайно записали - 33 бэра. Так для руководства страшно было не то, что я получил дозу свыше 25, а то, что ее зафиксировали. И меня на некоторое время вынуждены были отправить в относительно "чистую" зону.

Еще один важный момент. Дозиметров было очень мало. Поступает бригада солдат, а прибор только один - у командира их отделения. Командир приводил солдат работать на станцию, а сам уходил в более спокойное место. И его прибор фиксировал уровень радиации рядом с ним, а не уровень того места, где работали солдаты.

Был случай, когда четырех солдат оставили копать какую-то траншею, а их начальник ушел и спрятался. Показания дозиметра были очень низкими, а солдаты нахватались столько, что их оттуда сразу же увезли в госпиталь. Вот так все "контролировалось".

Опять же, одни работали прямо на кровле и сбрасывали вниз все выброшенные из реактора элементы. Другие стояли на ограждении при въезде в зону. И те, и другие считаются ликвидаторами. Этот момент не учтен. Я подсчитал, что ликвидаторов - около 75 тысяч человек. Это в 75 раз превышает официальные данные Ильина.

В. У.:

- Тем не менее, была издана куча монографий, Израэль и Ильин написали "Радиоактивное загрязнение природных сред в результате аварии на Чернобыльской АЭС". Они же тогда и "посчитали": ну, давайте, поставим, что 4% топлива испарилось (из-за плавления в тигле). Но не учитывалось то, что первый элемент, который зарегистрировали после аварии шведы, был нептуний - предшественник плутония в этой цепочке распада, причем, высшей цепочки! Она образуется при захвате нейтронов. То есть, ни в коем случае, такой элемент не мог быть образован за счет испарения. Нептуний - далеко не легкоплавкий элемент, который не мог ни с того, ни с сего выделиться и залететь в Швецию. Все это прекрасно понимали.

Вторым свидетельством аварии явилось огромнейшее количество "горячих частиц". Это нонсенс для реактора! Они возможны только при испытании ядерного оружия в атмосфере, при взрыве бомбы с легкой оболочкой. "Горячие частицы" образуются только при выгорании всего топлива.

Когда проводили биопсию свидетелей аварии, которые умерли в 6-й клинике Минска, в их телах были найдены "горячие частицы", абсолютно адекватные тем, что были найдены в пробах в Германии в 1986 году. То есть, абсолютно одинаковые частицы выпали и в Чернобыле, и в Германии - настолько большим был ареал их распространения.

Они попадали и мне в бронхи. Но пока частица не окуклится, не обожжет все вокруг себя, ее не выкашлять. Понятно, что при этом будет уничтожено большое количество клеток, другие окажутся патогенными, что плохо для человека. У нас был оператор Шевченко, так он умер как раз от того, что наглотался много частиц.

И нептуний, и "горячие частицы" свидетельствуют о настоящем взрыве на ЧАЭС. Это показали и визуальные наблюдения - пространство реактора было порожним, в нем ничего не было, кроме стройматериалов - попавших туда плит. Пока верхняя крышка летала над реактором, все топливо оттуда выбросило, а подсосом затащило туда массивные плиты с покрытия зала.

Позже решили построить саркофаг, чтобы укрыть якобы находящееся там топливо, отвлечь внимание людей от проблемы, успокоить их. Хотя на самом деле в реакторе уже ничего нет. Накрывают пустое место.

Насчет загрязненных территорий. Беларусская делегация сделала нетривиальный ход. Они купили на рынке в Минске банку молока - Володя Черных снимал этот процесс на видео, - привезли ее в МАГАТЭ и попросили спектрометры. Естественно, в МАГАТЭ вынуждены были померять, после чего "удивлись": не может быть! И тогда было вынесено решение, чтобы успокоить беларусов: 70% загрязнения от Чернобыля упало на Беларусь, 20% - на Украину, 10% - на Россию. Всем сестрам по серьгам, разделили выброс. Поэтому загрязненные территории - совершенно условная вещь.

Где вся эта масса выпавших радиоактивных элементов? Для того чтобы знать наверняка, ни в коем случае нельзя прекращать мониторинг. Нужно вести его постоянно! Каждый житель должен знать, где можно собирать грибы, устраивать сенокос и так далее. Только эти простые правила могут хоть как-то уберечь людей от получения радиационных доз.

Мы сейчас находимся в неведении. При этом власти успокаивают людей: мол, Чернобыль прошел! Опасность не только в том, что сейчас можно чего-то наестся и напиться. Но и в том, что у нас топятся печки, и никто официально не признает, что дрова поступают из лесов, загрязненных радиацией. Это создает маленький реактор в каждом доме с печным отоплением. Эту огромнейшую проблему надо решать, но на нее никто не обращает внимания.

За все время после взрыва в Чернобыле не был реализован ни один успешный проект. Так и не построено хранилище отработанного топлива. Сумасшедшая коррупция. Решили вывозить топливо в зону отчуждения, что грозит серьезной опасностью цепных реакций и загрязнением грунтовых вод.

Оттуда убрали всех специалистов. Сейчас там работают кумовья высших начальников. В украинском правительстве идут разговоры о том, чтобы свозить на станцию отработанное ядерное топливо для выделения плутония, зарабатывать на этом. Это страшно грязная и опасная технология, достаточно посмотреть на Челябинск-40 и серию Киштымских катастроф, которые вызвали деградацию целого региона на Южном Урале. И такая вещь сейчас у нас на пороге в связи с Чернобылем. И не ясно, в какую сторону в момент новой аварии подует ветер…

Мы снова ввергаемся в опасную ситуацию. Причем, нет специалистов, которые бы осмысленно и разумно донесли до украинского руководства, что затевать бизнес на ЧАЭС ни в коем случае нельзя.

Хочу сказать и о том, что закон о статусе защиты чернобыльцев предписывал обязательное введение распределительно-дозового регистра. Он показывал всех людей, получивших какую-то дозу, какой лечение они получали, как это влияло на них - для того, чтобы видеть развитие, всю проблему. Особенно в отношении детей, потому что критическая группа - все-таки, дети. И сейчас дети, которые поступают у нас, в Украине, на лечение, имеют только одну справку о том, что они - чернобыльцы. Нет никакого специализированного лечения, подхода! Они лежат в клиниках, лечатся, но это же - абсолютная профанация!

И сам главврач страны говорит нам: если бы вы добились, чтобы у нас хотя бы генетические исследования велись, чтобы мы по частоте хромосомных аберраций определяли сам факт облучения данного ребенка, мы затем по специфике его заболевания могли бы очень четко восстановить эту брешь.

Оставалась информация о продолжительности жизни и распространенных заболеваний чернобыльцев. Через какое-то время властям очень сильно надоели чернобыльцы, и уже экс-премьер Азаров сказал, что их давно уже нет, поумирали, а все остальные - лжечернобыльцы, которые взяли себе какие-то справки, и не надо обращать на них внимания.

Затем запретили самое главное - медицинскую статистику. Теперь ее нет даже в Минздраве. Единственные материалы, которые мы получаем - от Всемирной организации здравоохранения. Но и они объявлены в Украине вне закона. Поэтому ситуация неопределенная.

Г. Л.:

- Единственный человек в Беларуси, который серьезно занимался контролем состояния детей, был профессор Нестеренко, директор института радиационной безопасности "Белрад". У его организации была детальная картина зон загрязнения и накопленных доз у детей.

Чем это все кончилось? Дошло до того, что Нестеренко предъявили претензии: как же вы делаете измерения и не платите за это налоги государству? Довели человека до того, что он ушел на тот свет.